Синдром синей бороды
Шрифт:
— Мудро, — посерьезнел Вадим.
— Да. Теперь я всегда думаю, прежде чем делаю, стараюсь не торопиться с выводами. Правда терпимости от этого не прибавляется, но может, с годами и ее будет хватать? Тем более живой примет перед глазами — мама. Она всегда ровна и не спешна в суждениях, а терпение у нее поразительное. И понимание беспрецедентное. А раньше мне казалось это не достоинства, а недостатки, и она нетерпима, а заморожена. Живет в своем мире, в домике — кухне. Помните, как в детстве играли: я — в домике, я — в домике! Вот и мама также, закроется и плевать ей на нас, на весь мир, только не трогайте. Поели, уроки
— Чтоб напиваться, нужен повод, а чтоб каждый день — очень веский, например — апокалипсис всей жизни.
— Повод-то как раз был, — протянула задумчиво Маша.
— Какой позволь полюбопытствовать?
Девушка долго молчала, глядя перед собой с таким видом, словно машина несла ее напрямую в прошлое, в те дни, когда радости, видимо, было мало, а вот печалей и бед — больше, чем достаточно.
Странно, что Вадим о том не знал. Впрочем, последний раз они встречались с Егором довольно давно, и разговор вышел смятый, в сутолоке и спешке. Дежурные фразы, пара пустых новостей и один пошел направо, другой налево, пообещав встретиться вечером. Но встречи не произошло. Поздравления с Новым годом тоже не в счет: как дела? Хорошо. Здоровья, удачи. И тебе. Детям привет, Вере отдельный, пламенный. И тебе от всей семьи…
— Тогда много случилось. Долго рассказывать. Главное, что после бабушка ушла в монастырь.
Вадим чуть не въехал в бампер впереди идущего БМВ от неожиданности:
— Стоп, она же умерла, Маша!
— Ничего подобного, если брать физический план. Сейчас может и правда, умерла, не знаю, а тогда, лишь для нас и мира. Необычное решение, удивительное для бабули. Она ведь педагог и законченный атеист. А вот решила уйти в монастырь, и ладно б куда-нибудь в области. Нет. Суетно здесь, сказала. Собралась за сутки, поцеловала нас и отчалила в неизвестном направлении.
— Зачем? Что за трагедия у вас произошла?.. И я не знал.
— Это были наши проблемы, чисто семейные. А почему бабушка приняла столь странное решение? — девушка покосилась на Вадима и вздохнула. — Сказала: будет молиться за Иру.
`Вот как'? — лицо Вадима застыло, руки сильней сжали руль.
— Потом постепенно все наладилось. Мама, правда, так и не простила бабушку, посчитала ее уход предательством, блажью. Считает ее мертвой. Но нас стала замечать. Сейчас я ей даже благодарна за ее отстраненность. Она нас к самостоятельности приучила. Не лезла в наши детские проблемы, и мы научились решать их сами.
— Не думаю, что твоя обида на мать прошла, слишком грустно ты излагаешь концепцию ваших отношений.
— Возможно, — согласилась девушка. — Но это обида не на ее холодность и невмешательство в нашу жизнь, а на себя. Я другая, не могу, как она, порой даже не понимаю и не приемлю ее отношение к определенным моментам. Но это моя проблема, не ее.
— Что же у вас произошло?
— Давай не будем сейчас об этом? Позже Вадим.
— Хорошо. Вижу, тебе не приятна тема…. Сюда сворачивать?…
Они вернулись домой около трех, и еще у двери поняли, что Ярослав дома, а Вероника, скорей всего нет: в квартире, с удалым размахом, пировали рокеры. Маша, хмуря брови, открыла дверь и оглохла на пару минут. Вадим
— Веселится, братец, — недовольно буркнула Маша и вихрем понеслась в комнату Ярослава. Вадим настроенный более благодушно, поспешил за ней, чтобы спасти юношу от сестринского гнева, и возможно аппаратуру от серьезной поломки. Судя по виду девушки, настроена она была решительно не только по отношению к брату, но и к его музыкальным пристрастиям. Однако, дойдя до распахнутой настежь двери, из которой ухало и выло, так что подпрыгивали жалюзи в зале напротив, Маша остановилась и застыла, открыв рот. Вадим заглянул в комнату через ее плечо и не сдержал смешка: Лика импровизировала на пылесосном шланге вместо гитары, а Ярослав, изгибаясь в экстатических ломках напротив нее, изображал солиста — орал нечто замысловатое в гантель, что заменила ему микрофон.
— Занятный дуэт, — хмыкнул Вадим. — Будущий Кипелов и Кормухина! Таланты!
Маша одарила Грекова непонимающим взглядом и, шагнув в комнату, вырвала шнур из розетки, пнула от переизбытка чувств по колонкам. Те издали хриплое `бемс-с' и смолкли. Неудавшиеся рокеры удивленно уставились на гостей.
— Ой, — издала Лика и попыталась спрятать использованный не по назначению шланг от пылесоса за спину. Ярослав же пошел в наступление на сестру, прикрывая девушку.
`Молодей, мальчик: лучшая защита — нападение', - хмыкнул Греков и направился на кухню, чтобы не смущать молодежь своим присутствием. Но на минуту остановился на полпути, услышав столь замысловатую речь, что в пору было ее записывать, как народный фольклор.
— Ты чё, коза, совсем оборзела?!
— Рот закрой, придурок! Вечером все родителям расскажу!
— Ябеда-карябида! Я тоже найду, что родокам сказать. Про тебя! Ишь борзая какая!
— Замолчи! А ты что уставилась?! Твое место где?! А ну, вон отсюда!…
Вадим зашел на кухню и прикрыл дверь, чтоб не слышать Машиных тирад. Уничижительных, и тем неприятных для него. Хотя и обращалась племянница не к нему…
Девушка влетела в кухню, в рекордные сроки закончив прения. Мазнула злым взглядом по равнодушному лицу Вадима и бросила:
— Извини.
Принялась продукты из пакета выкладывать.
— Ничего страшного, — кивнул мужчина, взял яблоко с вазы и сел за стол. — Смотрю не любишь ты рок, а Лику и подавно — ненавидишь.
— Много чести!
— Что так?
— Некого ненавидеть. Подобие человека, пародию на личность? Увольте. Пусть сначала кем-то станет, чтоб удостоится любви или ненависти.
Вадим прищурился и захрустел яблоком, обдумывая услышанное.
— Я думал, что проявление данных качеств зависит от проявления достоинств или недостатков характера, а не признаков зрелости личности.
— Лика ненормальная.
— Это диагноз, твое мнение или желание?
— Совокупность.
— Тогда ты должна проявлять терпимость к убогой…
— Только и делаю, что проявляю! — скривилась девушка.
Вадим отложил надкусанное яблоко: аппетит пропал.
— Столь явная ненависть должна иметь веские причины…
— Более, чем веские! Глобальные! Монументальные!
— Поведаешь?
— Долгая история, — сникла Маша.
— Это я уже слышал. Все о чем ты не хочешь говорить относиться к долгим историям, а мы, кажется, опаздываем, да? Или боишься, что я засну, пока будешь излагать?