Синдром удава
Шрифт:
— Хильфе!
Голос доносился из-за разделяющей нас перегородки. Только теперь мы увидели, что в ней образовались сквозные трещины, через которые почему-то пробивался дневной свет. Стали разбирать перегородку, держа наготове оружие. Первое, что увидели сквозь образовавшееся отверстие — было голубое небо и погнутые стальные балки разрушенного перекрытия. Из-под обломков снова послышался призыв о помощи. Общими усилиями разобрали обломки и обнаружили троих гитлеровцев. Двое сверху были мертвы, а третий под ними оказался навредим. Ефрейтор, похоже, был даже рад пленению.
Капитан обратился ко мне:
— Спроси, знали они, что мы находились за стенкой?
— Да, — сразу ответил ефрейтор, — мы догадывались, но
— А что он думает теперь? — Пленный ответил, что трудно поверить в такую ювелирную точность и хотелось бы взглянуть на того, кто управлял огнем русских батарей.
— Он перед тобой! — я указал на капитана.
Пленный ефрейтор заявил, что ему очень лестно иметь дело с таким опытным русским артиллеристом-гауптманом.
— Пусть не свистит, — сказал капитан. — Объясни этому хмырю, что он имеет дело с кованным на все четыре копыта одесским евреем!
Теперь, при дневном свете, я мог хорошо рассмотреть капитана и, честно говоря, был удивлен не меньше ефрейтора: светловолосый, с серо-голубыми глазами, он скорее бы подошел под категорию «истинного арийца» а немецкий ефрейтор явно смахивал на местечкового еврея.
Я с большим трудом перевел слова капитана, особенно в отношение «свиста» и «кованых копыт».
Отослав пленного в тыл, мы продвинулись вперед вместе с пехотой.
Я пробыл на наблюдательном пункте у капитана весь день и только к вечеру вернулся обратно в штаб полка.
Заканчивались кратковременные «каникулы». Надо было возвращаться в штаб армии для продолжения учебы.
Утром на штабном «газике» вместе с водителем мы отправились в путь.
Покидая полк в момент, когда наше наступление приостановилось, я считал, что это всего-навсего временная передышка и что после перегруппировки сил наступление возобновится. Так считали и в штабе полка, не подозревая еще о назревающей катастрофе.
Уже в пути мы узнали, что пока наши армии так «успешно» наступали, гитлеровцы нанесли сокрушительные удары по флангам и сомкнули кольцо.
Все наши войска как участвующие в наступлении, так и удерживающие обширные фланги, оказались в плотном окружении, а точнее — в капкане.
Верить этому не хотелось, но все же пришлось, когда прибыли в штаб армии и застали там суматоху и растерянность. Нам предложили вернуться обратно в свой полк. Заправив машину горючим, забрали почту и отправились в обратный путь. Погода была пасмурной, но неожиданно сквозь тучи прорвался «мессер» и на бреющем полете пулеметной очередью пробил радиатор и мотор. Мы решили добраться до своей части на попутных машинах, но вскоре убедились в безнадежности этого намерения. Никто не двигался в сторону передовой, зато оттуда уже проследовало несколько колонн и отдельных машин. Это были в основном тыловые подразделения. Все они спешили на восток в надежде вырваться из окружения.
Что делать дальше, мы не знали и решили заночевать в полуразрушенном здании недалеко от дороги. Внутри помещения, с тремя сохранившимися стенами, имелись стол и два топчана. Мы находились где-то в центре окруженного врагом пространства. Бой сюда пока не докатился. Водитель Петро и я расположились в нашем трехстенном убежище. Через проем отсутствующей стены была видна беспредельность неба. Отсветы пожарищ, разрывов снарядов и мин играли на обрывках мчащихся облаков. Сумерки начали затушевывать очертания предметов. Серый занавес туч к вечеру слегка приподнялся на западе и открыл удивительное сочетание синевы неба и пурпурных тонов заката. Эти естественные, чистые краски совсем не подходили к палитре войны с ее мрачными цветами копоти пожарищ, вывороченной взрывами земли и запекшейся крови. Война не только убивала и калечила все живое, корежила, разрушала, созданное природой и людьми, она калечила души, путала и искажала привычные представления, весь
Я еще не совсем ясно представлял себе, какая смерть может ждать меня. Воспоминания о боях в первые месяцы войны, при постоянной угрозе окружения, позволяли представить положение, людей во вражеском кольце в открытом степном пространстве. Эти воспоминания дополнялись рассказами тех, кому посчастливилось уцелеть и вернуться к своим из окружения или из плена. Но таких было немного. Гитлеровцы, используя свое преимущество в технике, особенно в авиации, обрушивали на головы обреченных град бомб, снарядов и мин. А когда у еще живых не оставалось ни снарядов, ни патронов — бросали на них танки и бронетранспортеры. И все же не хотелось верить, что это конец, Удручало сознание бесполезности такой смерти и было обидно ставить точку, так мало успев и мало изведав.
До сих пор фронтовая судьба была ко мне благосклонна. Будто чья-то невидимая добрая рука (а может быть, молитва матери) берегла и хранила меня.
Мне исполнился двадцать один год. За спиной остались школа, первые лекции в институте... Они были прерваны внеочередным призывом в армию. Был фронт, ранение, госпиталь, а теперь еще и явная безнадежность окружения... Было о чем подумать... В башку влетела шальная мысль: «А не устроить ли торжественную отходную, хоть раз в жизни напиться, восполнив хотя бы этот пробел в биографии».
Спирт был. Наполнили черные пластмассовые стаканчики от трофейных фляжек и только спохватились, что нет воды для запивания, как свершилось чудо: рядом с проемом двигалась настоящая живая и вполне привлекательная девушка. Она шла с ведрами мимо нас. Подошла к колодцу и стала доставать воду. Мы бросились помогать ей.
Девушка спокойно приняла нашу помощь и на вопрос — откуда она здесь появилась? — ответила, что неподалеку находится надежный подвал, а там ее ждет сестра...
В подвале под разрушенным зданием укрылись несколько женщин с детьми. Они уже знали о немецком окружении и негромко сокрушались не за себя, а за нас, и выражали свое сдержанное сочувствие. Они обсуждали обреченность нашего положения: кто советовал переодеться в гражданскую одежду и переждать, пока вражеские войска продвинутся подальше, а там, мол, видно будет; кто предлагал пробиваться к своим или уйти в партизаны.
Наша новая знакомая согласилась даже укрыть нас в своем доме, а потом, дескать, все вместе уйдем в партизаны (сестра ее что-то делала в закутке и не появлялась).
Сначала это предложение показалось мне подходящим. Оно упрощало выполнение первого этапа задачи, к которой меня готовили в разведгруппе. Отпадала необходимость в переходе линии фронта. Требовалось лишь немного переждать где-то в укрытии, а потом искать связь с конспиративной базой. Но едва представил себя отсиживающимся в подвале в то время, когда другие ведут бой, стараясь вырваться из кольца, тут же отбросил эту мысль. К тому же я не успел получить задание для действий в тылу немцев и не знал ни пароля, ни явки для связи с конспиративной базой. Оставался один выход: завтра с утра любыми средствами добраться до своей части и вместе с ней пробиваться из окружения.