Синдром войны
Шрифт:
Потом майор, которому Андрюха Левин начал стягивать запястья, дернулся, и ополченец покатился по полу от мощного тычка. Но уже метнулся Бобрик, махнул прикладом, и майор повалился со свежей шишкой на макушке.
– Ишь, какие мы резвые стали, – проговорил Бобрик, затягивая ремень на вывернутых конечностях. – Можем ведь, майор, когда уже не надо!
К командиру запоздало пришло озарение – не всех уничтожили! Пост на чердаке! Неужели гранатометчик? Тогда понятно, почему он так скрытно себя вел. Спустился бы в начале бойни – стал бы мясом. Видимо, сидел
Семицкий бросился к узкому проему у входной двери, за которым прочерчивалась крутая лестница.
– Николай, назад! – проревел Стригун.
Но тот уже громыхал по ступеням, потом покатился обратно, и тут что-то основательно громыхнуло. Семицкий пулей вылетел в холл, не удержался на ногах, расквасил нос. Вслед за ним влетел столб пламени, вцепился в половицы, в дверной проем!
Семицкого оттащили, ничего с ним не случилось, не считая расквашенного носа. Но шок был налицо. Пламя не успело охватить деревянные конструкции, Левин и Бобрик сбили его бушлатами. Семицкий дрожал от возмущения, через слово матерился, рвался обратно на чердак. Товарищам приходилось держать его.
– Гуляев, следи за хохлами, чтобы не шевелились! Попытаются сбежать, сразу стреляй!
Алексей лихорадочно искал решение. Наверху наверняка один человек. Гранатометчик. Майор не дурак, посадил бойца на верхотуру. Парень, разумеется, уснул, а когда очухался, внизу уже шел бой. Выжить хотел, но что-то зацепил, оно и ухнуло. Сколько у него гранат – две, три? Еще и автомат.
«Да пусть живет! – в сердцах подумал Алексей. – Идти на штурм – еще кто-нибудь погибнет. Он держит под прицелом только пятак перед входом. Нам никто не мешает эвакуироваться через заднее окно в холле. С той стороны укроп никак не достанет».
Но от благих намерений не осталось и следа, когда гранатометчик, загнанный в ловушку, перенес огонь на обе БМД, стоящие у крыльца! Эти машины Алексей заслуженно считал своим трофеем. Они вспыхнули от прямых попаданий в бензобаки как скирды сена!
Прозвучал отчаянный вопль. Вспыхнул Котенко, находившийся рядом!
Ополченцы выбежали на улицу и стали свидетелями кошмарного зрелища. Котенко превратился в клубок пламени. Он пытался сбить с себя огонь, но одежда лишь сильнее разгоралась. Бедняга выбежал из огненной зоны, повалился на землю.
Товарищи подбежали, сорвали с себя верхнюю одежду, стали сбивать с него пламя. Но поздно, кожа бойца обгорела почти полностью. Набухали, пузырились страшные ожоги. Котенко судорожно дергался, изрыгал из себя какие-то булькающие звуки. Лицо его превратилось в сморщенный рубец. Уцелел лишь один глаз, и тот уже затягивала поволока. Пальцы конвульсивно скребли землю.
Ополченцы наперебой ругались, тащили пострадавшего в слепую зону на крыльце. Но боеприпасы у гранатометчика уже закончились. Он стрелял из автомата просто так, по горящим машинам, не видя мишеней. В БМД взрывались боеприпасы, добавляя остроту и жгучесть фейерверку.
Ополченцы вернулись в здание. Всех трясло от гнева.
– Нет, сука, тебе это с рук не сойдет! – пробормотал Семицкий. – Разрешите, товарищ капитан?
Он побежал обратно на улицу, не дожидаясь слов командира. Ополченцы видели, как Семицкий вытащил из подсумка гранату, вырвал кольцо чеки, подпрыгнул и забросил ее в разбитое чердачное окно. Риск был отчаянный, но он попал с первой попытки и метнулся под защиту крыльца.
Только громыхнуло, как по лестнице из холла уже помчались, отталкивая друг друга, Архипов с прапорщиком. Не было ни выстрелов, ни шума драки. Через тридцать секунд оба ополченца спустились обратно.
– Готово, Леха! – крикнул прапорщик. – Полбашки ему осколком отсекло! Молодец, Николай!
Злоба одолела всех оставшихся в живых. Они побежали обратно в холл, где матерящийся Гуляев держал пленников на прицеле. Укропов били смертным боем – по рожам, по печени, напрочь игнорируя тот факт, что они связаны и не могут оказать сопротивления. Те катались по полу, корчились, пытались уберечь головы.
Рядовой Лазарь вопил, срывая голос:
– Ублюдки, вонючие кацапы, всех не перебьете!
– Не перебьем?! – заорал, сверкая глазами, Бобрик, выхватил пистолет и стал проталкивать ствол в рот орущему бойцу.
– Прекратить! – спохватился Алексей. – Я сказал, хватит!
Командиру пришлось выплеснуть не одну порцию матерщины, прежде чем рассудок подчиненных вернулся на место. Он оттаскивал своих бойцов, крыл их площадной бранью. Стригун схватил за грудки Поперечного, прижал его к стене и чуть не треснул об нее затылком, когда увидел, что тот смеется! Весь окровавленный, с рассеченным веком, с располосованным виском, майор сплевывал кровь и злобно скалился:
– Что, умники, не ожидали?
– Не ожидали, – подтвердил Алексей.
Он прекрасно знал предел своего терпения. Рано или поздно оно иссякнет, и грохнет взрыв.
– Имеется ценное предложение, Игорь Николаевич. Вы прекращаете придуриваться, а мы больше вас не колотим. Этот процесс не доставляет нам никакого удовольствия. Сколько вас было?
– Да ладно, чего уж тут. – Майор харкнул очередным сгустком крови. – Вместе со мной семнадцать.
– Хорошо, Игорь Николаевич, поверим на слово.
Стригун скрежетал зубами от злобы. Он потерял отличных парней, не уберег захваченную технику! В живых осталось семеро ополченцев, включая его. Плюс двое в БМП на окраине Степановки.
– Нечего тут сидеть и соплями обливаться! Еще раз зачистить все помещения! Пленных стреножить, чтобы даже помышлять не смели о побеге или бунте! Тела ребят вынести на пятак, чем-нибудь укрыть. Сами – туда же, вместе с пленными, разумеется! Ничего, не замерзнем, БМД еще не догорели! Трупы врагов не трогать, свои заберут! Связаться с Гававой и Лопыревым. Пусть тащат сюда свои сонные задницы вместе с БМП! – командовал Алексей громовым голосом.