Синдром
Шрифт:
— За то, что с ней сделали.
— А что, по-твоему, с ней сделали?
— Я знаю, что тебе неприятен этот разговор, но у меня есть все основания подозревать, что твоя сестра на протяжении долгого времени подвергалась насилию на сексуальной почве.
— Ну, началось.
— И делали это ваши приемные родители.
— Чушь.
— Нет, не чушь. И твоя реакция — лишнее тому подтверждение. Это типичная картина: когда один ребенок в семье готов восстать против унижения, другой упорно делает вид, что все прекрасно. Один — обвинитель, другой — защитник.
— Ничего
Собеседник пожал плечами:
— Твоя сестра рассказала массу подробностей. Иногда совсем юные жертвы даже не подозревают, что над ними совершается насилие. Даже не понимают того, что оно носит сексуальный характер. Ты могла что-то запомнить, но в твоем словаре нет слов, чтобы увидеть произошедшее так, как увидела это Никки.
Эйдриен покачала головой:
— Ты заблуждаешься, Док.
— Никки подробно обо всем рассказывала: вы с Марленой и Деком жили в Бьюмонте, в Южной Каролине, — пересказывал Дюран, — в доме, который назывался «Эгмонт». Белый дом с облупившейся краской, а перед ним росли дубы. — Он склонил набок голову и посмотрел на собеседницу: — Все верно?
Та улыбнулась:
— Ни единого слова правды. Во-первых, мы никогда не жили в Южной Каролине, а уж тем более в доме с именем. Мы ютились в небольшом кирпичном домике на ферме в Дентоне, в Делавэре. И там не росли дубы.
— А сестра Розанна?
— У нас никогда не было сестры Розанны, — продолжала Эйдриен. — Только мы двое: Никки и я.
Джефф вздохнул, встал с кровати и подошел к окну, посмотрел на огни автостоянки и повернулся к Эйдриен:
— В любом случае я не твой психотерапевт. Да это и не важно.
— Что не важно?
— Я хотел сказать, что, может быть, не имеет особого значения — правда это или нет. Главное, что в эту историю верила твоя сестра. Тогда легко объяснить, зачем ей понадобилась винтовка.
Эйдриен задумалась:
— Тут ты, пожалуй, прав. Только вот…
— Что? — спросил Дюран.
— Что за люди напали на нас у тебя дома, и зачем им понадобилось меня убивать?
Тот покачал головой:
— Не знаю. Но если Никки говорила правду, тогда ты — лишняя свидетельница…
— Конечно. Только все происходило много лет назад, и я ничего не помню.
— Может, только пока.
— Никогда. Потому что этого не было!
— Воспоминания имеют свойство внезапно возвращаться, — поведал Дюран.
Собеседница наградила его долгим взглядом и покачала головой, будто сказав то ли себе, то ли ему: «И зачем я обсуждаю такие вещи с этим человеком?» И уже вслух заявила:
— Идиотизм!
— Что именно?
— Все! И особенно — ты!
— Почему ты так говоришь? — обиделся Джеффри.
— Вся твоя врачебная практика…
— Что с ней не так?
— Ты сказал, что у тебя два пациента.
Дюран замолчал.
— При этом, — продолжала Эйдриен, решив развить тему, — ты живешь в большой квартире в одном из прекраснейших районов Вашингтона.
— И что?
— Тебе этого мало? Как ты платишь за квартиру? — спросила она.
— Ну, для начала, я беру 85 долларов за час.
— И кого
— Дважды в неделю каждого, — ответил он.
— Сколько выходит? Полторы тысячи в месяц?
Джефф нахмурился, почувствовал, что ему трудно дышать, и кивнул, не вполне доверяя своему голосу.
— Да ты за квартиру больше платишь! Что ты ешь?
Дюран поднялся на ноги. Прошелся по комнате, взял пульт и ткнул им в сторону в телевизора. Эйдриен наблюдала, как он переключает каналы: сериал про копов, какое-то кино, ток-шоу, информационная передача.
Чуть подождав, она выхватила пульт из его руки и выключила телевизор.
— Нельзя заработать на жизнь, имея двух пациентов, Док! Просто нельзя!
— Два пациента — нормально, — заверил ее Дюран. — Два пациента — прекрасно.
Эйдриен уставилась на него. Подобные слова он уже говорил, когда они ехали в полицейский участок на такси. Она склонилась к Дюрану и прошептала:
— Нельзя прожить, имея только двух пациентов.
— Разумеется, можно. Два пациента — нормально, просто прекрасно. — Но слова Эйдриен все-таки встревожили Джеффри. Он нахмурился, будто пытаясь выудить что-то из памяти, и тут же его лицо прояснилось, и напряжение спало. — А кроме того, у меня есть кое-какие деньги — родители были застрахованы.
Эйдриен подсела к нему на кровать и скептично сказала:
— Вот именно, твои родители.
Джефф посмотрел на нее:
— Я не понимаю тебя.
— Даже если это и правда, — пояснила собеседница, — два пациента — это не практика, согласись. Вот к чему я клоню: чем ты занимаешься все остальное время?
С возгласом негодования Дюран вскочил на ноги, прошел в другой конец комнаты и уставился в окно. Он долго смотрел на улицу, погрузившись в глубокую задумчивость, и никак не выражал своих мыслей. Эйдриен сидела и пристально смотрела на него. Наконец бедолага закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу. Он постоял так секунд десять — пятнадцать и, обернувшись к ней, проговорил с исполненной сожаления улыбкой:
— Два пациента — нормально. Два пациента — просто прекрасно.
Глава 21
Эйдриен не смогла спать в одной комнате с Дюраном. Хоть он и спас ей жизнь, с ним явно было что-то не в порядке. Припадки страха и механические ответы, темная история с надувательством и ложной фамилией… Одним словом, у него что-то не ладилось. Зная это, легко представить, как посреди ночи с этим добродушным и привлекательным человеком происходит какая-нибудь жуткая метаморфоза. Вопреки попыткам отогнать страшные мысли Эйдриен грезилось, как он превращается в Энтони Хопкинса [24] и беспрестанно бормочет свою коротенькую причудливую мантру о том, что два пациента — нормально…
[24] Известный английский актер, сыгравший в ряде фильмов роль серийного убийцы и маньяка доктора Ганнибала Лектора.