Sindroma unicuma. Finalizi
Шрифт:
– Я рад, - признался, но не стал развивать тему и объяснять причину внезапного оптимизма.
Мы сидели и молчали. Расспросы парня разворошили неприятные воспоминания, пробудив угрызения совести, и мое настроение упало вниз.
– А каким был твой первый раз?
– Обычным. Так себе. Плохо помню, - пожал плечами Мэл.
– Будешь завтракать?
– Буду, но кашу можешь сразу выбросить в помойку.
– Привереда, - обиделась я за неприготовленную кашу. Хотя крупа закончилась, но все равно было делом принципа оскорбиться за свой вполне питательный рацион.
Завтрак состоялся в пищеблоке. Мэл крутился поблизости, изучив все уголки общежитского закутка, и лицо парня излучало скепсис. Извините, нам не до стерильности, - насупилась я, водружая сырный ломтик на бутерброд.
– Жаль, нет зубной щетки и станка, - подосадовал Мэл, изучая ветхую оконную раму, и отковырнул кусок отслаивающейся краски.
– Купи и носи с собой.
– Я бы носил, но ты ведь подумаешь: "Ага, если у него при себе щетка, значит, ему не впервой ночевать вне дома".
Точно! Я и не догадалась взглянуть на ситуацию в ракурсе, расписанном Мэлом. Невинная зубная щетка и заодно станок тут же были отнесены в разряд неопровержимых улик. Если замечу, что парень носит их с собой, значит, есть основание для подозрений и ревнивых обвинений.
– Тогда купи и оставь у меня, - предложила ему.
– Зачем, если ты и так ко мне переедешь?
– пожал плечами Мэл, чем вызвал мое смущение. Как он догадался, что его предложение заочно принято?
Пока закипал чайник, Мэл успел сходить в душ, воспользовавшись моим полотенцем и содержимым пары флаконов из числа расставленных на тумбочке, и теперь от него пахло смесью шоколада и лимона. Парень вел себя прилично и не вышел из общественного места голым или с полотенцем, намотанным на бедрах. Покуда он плескался в душевой, я успела изучить себя в зеркало и порадовалась уплаченным не зря денежкам за косметический чудо-гель: темные следы на шее исчезли за ночь.
Пить чай со сгущенным молоком пришлось из одного стакана с подстаканником-грифоном. Как ни странно, Мэл покривился не из-за того, что совместное питие некультурно и невоспитанно, а потому что привык употреблять
– Откуда у тебя это?
– я коснулась небольшого шрама над бровью.
– Брат оставил на память.
Ничего себе, любящий родственничек. Получается, кроме сестры Басты у моего парня есть брат.
– Ого! Не поделили машинку?
– Нет, он уже вышел из детского возраста, когда я играл в игрушки. Мне тогда было четыре. Теперь уж не помню точно: то ли я разозлил Глеба чем-то, то ли случайно рассказал отцу, не сообразив, что наябедничал, но брат пришел в мою комнату и дал хорошего пенделя, а за то, что сопротивлялся, добавил паровозиком от железной дороги. Кровищи было немерено. Мать перепугалась, да и брат струхнул. Это позже я понял, что мог потерять зрение, а тогда воспринимал больницы и врачей как новую игру.
– А почему не убрали шрам? При наличии денег удалить его проще простого.
– Отец не разрешил. Специально оставил как напоминание Глебу, что тот поднял руку на единокровного родственника.
Да уж. Папаша у моего парня - жесткий воспитатель.
– Но сейчас-то вы с братом живете мирно?
– Нет, - ответил Мэл.
– Он умер.
– Как так?
– рука с бутербродом замерла у рта.
– То есть... прости. Я не знала.
– Не извиняйся. Это случилось давно. Восемь лет назад.
– Ужасно терять близкого человека, - сжала я руку Мэла.
– Твой отец, должно быть, чуть с ума не сошел от горя.
– Не сошёл, как видишь. Пережил. Он сильный.
– А ты?
– А что я? Знаешь, что меня больше всего поразило тогда? Мой брат - сильный, способный, у него потенциалы зашкаливали - и абсолютный, и относительный, и без фамильёзов* никогда не выходил из дома... Фамильёзы - семейные реликвии или артефакты, - пояснил Мэл, заметив мое удивление.
– Не знала?... В общем, носил амулеты, обереги, мощный дефенсор*, а погиб обычно, и никакие волны не спасли. Возвращался домой и поскользнулся на обледенелой лестнице. С размаху ударился затылком - и мгновенная смерть.