Синдзи-кун: никто не уйдет обиженным

Хонихоев Виталий

— И еще одно — говорит Кэйя: — раз уж ты все равно собралась помирать здесь, в этой куче песка. Ты не задумывалась, почему ты закончила свой Тойдай с отличием? Нет? Почему Джиро приблизил тебя? Почему у тебя сейчас так много хороших, сияющих друзей? Нет? Думаешь это все твоя заслуга? Бедная, наивная, тупенькая А-тян… — качает он головой: — это не так. Все это — только благодаря огню. Если бы не твоя способность, то ты скорее всего работала бы сейчас в универмаге продавцом… в лучшем случае. А то и развлекала бы гостей в Веселом Квартальчике, там, где самые дешевые и никчемные шлюхи — я слышал, что некоторые предпочитают именно таких.

—

Я — Акира! — говорит она и в ее ладонях вспыхивает пламя: — этого достаточно! Со своей способностью или без нее — я та, кто я есть! А ты — всего лишь виденье в моей голове. Всего лишь морок, не более того. И когда я выйду к колодцу и напьюсь вдоволь — ты пропадешь, потому что ты всего лишь галлюцинация, вызванная обезвоживанием и общим истощением.

— Я могу быть галлюцинацией — соглашается Кэйя: — но вот насчет себя ты ошибаешься. Кто такая Акира? Та Самая Акира, легенда Сейтеки, правая рука Старого Дракона Джиро, его самая лояльная и преданная соратница, его Правая Рука? Та, которая была его разящим клинком и не могла и помыслить, чтобы пойти против него? Так запомнит тебя история? Женщина-самурай, отстаивающая честь и жизнь своего сюзерена? Или — как собаку, которая укусила кормящую ее руку, как только эта рука перестала давать мясо? Короткая же у тебя память, А-тян, как быстро ты забыла годы заботы о тебе. И как тебя называть после этого? Та Самая Неблагодарная? Та Самая Предательница?

— Я не предавала Джиро! Он первый… и в этот момент я более не работала на него! А он — он сдал нас всех! Старый пердун!

— Ты уж определись, А-тян — советует Кэйя: — а то ты вдруг защищаешь Джиро, а то — нападаешь на него. Мне лично он не нравится. И ты — тоже не нравишься. Мне лично кажется, что вы все кучка лицемеров, которые только и делают, что предают, обманывают, кидают друг друга при первой же возможности. Что старая ящерица использовал тебя, как только мог, эксплуатируя твою благодарность к нему и сексуальное влечение к отцовской фигуре, твое подсознательное желание быть снизу, в тени сильного повелителя. Ты — рабыня, А-тян, не так ли? Тебе нравится быть в подчинении, нравится, когда тебя хватают сзади за волосы сильной рукой, верно?

— Последний кто осмелился так сделать — превратился в пепел. — шипит она: — медленно поджарился и его же собственный жир плавился и капал ему в ботинки, пока он кричал в агонии…

— А… ты про этот случай. Не, не, не, мы про войну не вспоминаем — машет рукой Кэйя: — иначе мы тут неделю торчать будем. А у нас дела — мне надо с девками вина в раю пить, а тебе — умирать. Не до твоих посттравматических синдромов.

— Любой твой рай превратиться в ад, как только я умру и окажусь там.

— Может быть. — соглашается Кэйя: — но сейчас не об этом. Сейчас о том, что ты предала своего отца. Хм… отцовскую фигуру? Как там по Фрейду? Тебе нужна отцовская фигура, которая совмещает в себе авторитет и власть, ты жаждешь подчиняться и в то же самое время — саботируешь это подчинение, желая, чтобы тебя наказали, сделали тебе больно. Интересно, это как-то связано с детством?

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричит она и пространство вокруг взрывается языками пламени! Яростно ревет пламя, но не найдя никакой пищи — бессильно оседает, оставив лишь оплавившийся песок, на который она падает без сил. Какой это был шаг? Правой или левой?

— Это было зря. — говорит Кэйя, присев рядом с ней на корточки: — ты сожгла последние остатки своих сил.

— Заткнись… — говорит она, не

в силах встать. Ничего, думает она, немного полежу и … вдруг ее глаза расширяются. Она лежит на спине и Кэйя — возвышается над ней. Разводит ее ноги в стороны. Он же просто галлюцинация, как такое может быть?!

— Погоди! Стой! Не надо! — говорит она, отчаянно собирая остатки пламени внутри себя: — не надо!

— Воот. Наконец то ты поняла, кто ты такая, А-тян — почти ласково говорит Кэйя, стоя у нее между ног: — ты просто никчемная шлюха. Предательница, у которой нет ничего святого. Сука, которая предала своего отца. И продолжает предавать.

— Я не предавала тебя! Я не предавала Джиро! И я не предам Сина! — кричит она и чувствует, как что-то течет по ее щекам. Слезы? Откуда в ней еще есть влага?

— Предала — говорит Кэйя тихо: — сперва меня. Потом — Джиро. Через некоторое время — и Сина. А разве ты не предаешь его сейчас? Он сидит в здании «Ахимса» и его разум блуждает не пойми где, пока Ганеша наводит на него морок, а ты — так глупо попалась портальщику и сейчас черте-где ведешь разговор со своим мертвым отцом. И ты даже ни разу не назвала меня папой, А-тян. Ну как можно быть такой никчемной шлюхой? Все, что произошло с тобой — это твоя собственная вина, А-тян. Ты всегда была такой, тебе нужно было, чтобы тебя драли как животное, держа за волосы — тебе же это нравилось, не так ли? — и Кэйя как будто вырастает, закрывая солнце и нависая над ней.

— Нет — шепчет пересохшими губами она: — не надо.

— Ты всегда так говоришь — Кэйя опускает руку и знакомым до боли жестом — начинает расстегивать штаны: — а потом тебе нравится. Просто прими свое место, А-тян. Прекрати сопротивляться.

— Арргх! — она чувствует, как внутри ее наконец открывается какой-то неведомый клапан и мир вокруг заливает огнем.

— Я — Акира! — кричит она и пламя поднимает ее на ноги и вскидывает ее руки, она становится похожей на птицу, которая готова взлететь: — я — пламя! Я — огонь! И этого достаточно! ИНФЕРНО! — и огненный столб встает на ее месте, сжигая и оплавляя песок.

Пламя гаснет, и она снова опускается прямо в мягкую, спекшуюся, стекловидную массу, потрескивающую от перепада температуры. Силы окончательно покидают ее. Где ты, Бог Огня, когда ты так нужен?

— Да ладно тебе, А-тян — говорит Кэйя: — я же пошутил. Я же мертвый. А ты живая. Пока. Вот умрешь — приходи, повеселимся. Вспомним старые добрые времена, а?

— Ты! Лицемер! Тварь! Подонок! — рычит она: — как ты мог так поступить с ней?! А?!

— Помнишь, что я тебе говорил чуть раньше? — спрашивает Кэйя: — мне кажется, что вы все кучка лицемеров, которые только и делают, что предают, обманывают, кидают друг друга при первой же возможности. Помнишь?

— Помню. Какое это имеет значение…

— И я — такой же, А-тян, пойми. — грустно улыбается Кэйя: — и я такой же! Вы все такие! Не судите и не судимы будете! Я — трус, лицемер и подонок, а ты — предательница и отцеубийца.

— Я не убивала тебя.

— Но хотела. У тебя был такой план, и ты бы его воплотила. Ахимса говорит, что намерение важнее действия. Ты знаешь, что в аду есть особое место для таких как ты?

— Я уверена, что там есть особое место и для таких как ты… — отвечает она и поворачивается на спину. Глядит в небо, прищуриваясь от палящего солнца. Что-то мелькает в небе. Высоко-высоко. Птица? Силуэт увеличивается, приближаясь и она понимает, что для птицы он слишком велик. Дракон!