Синее железо
Шрифт:
Сыма Цяня высадили возле большого войлочного шатра и велели подождать. Вскоре из шатра, на ходу застегивая пояс с мечом, вышел Ли Лин. Он с недоумением посмотрел на стоявшего перед ним китайца в богатых одеждах и спросил:
— Что вас привело ко мне?
— Ты не узнал меня, Ли? — дрогнувшим голосом спросил Сыма Цянь.
Ли Лин сделал шаг, другой, и Сыма Цянь со сдавленным стоном припал к его плечу.
В шатре их встретил высокий, выше Ли Лина, светловолосый юноша лет пятнадцати.
«Какого же он будет роста, когда возмужает», — мельком удивился Сыма Цянь.
— Умыться гостю и поесть, — сказал Ли Лин юноше.
За едой старые
— Сыма, ведь ты приехал не за тем, чтобы просто поболтать со мной, — сказал Ли Лин и дотронулся до руки друга. — Говори.
— Хорошо, — покорно согласился Сыма Цянь. — Я буду говорить, как начальник имперской канцелярии.
— Что-о?! У-ди сделал тебя чжуншулином?
— Да, Ли. И я привез тебе от императора парасоль. Не время сводить счеты с императором, когда страна погибает.
— Это слова чжуншулина или Сыма Цяня? — с усмешкой спросил Ли Лин.
— Я принял назначение только потому, что надеюсь помочь нашему народу. И если бы ты…
— Да, если бы!.. — жестко перебил Ли Лин. — Если бы я мог погасить в сердце ненависть к палачу и предателю! Но поздно, Сыма, огонь в шелк не завернешь, даже когда этот шелк выглядит высоким титулом. Поздно!
— Но У-ди признал свою ошибку. Государь император…
— Император! — Ли Лин расхохотался. — Да какой он император? Когда в лесу нет хорошего тигра, и злобная обезьяна сойдет за государя! А я не хочу быть у обезьяны даже чжуншулином.
Сыма Цянь покачал головой:
— Не оскорбляй меня, Ли. Сейчас вместо тебя говорит гнев и обида.
— Нет, Сыма. Я не хотел тебя оскорбить. В конце концов каждый выбирает свой путь… Возможно, я не понимаю тебя, твоего смирения и покорности, — пусть так. Зато я прекрасно понимаю У-ди. Ведь даже если правитель глуп, он стремится окружить себя преданными людьми и выбирает себе в помощники умного человека. Но когда государство гибнет, когда на него одно за другим обрушиваются несчастья, тогда людей, преданных называют изменниками, а людей достойных — глупцами. И я не хочу, чтобы все повторилось.
Сыма Цянь сидел, потупившись и ничего не возражал. По той твердости, с какой говорил Ли Лин, он понял: к старому возврата нет и надо уезжать.
— Что же мне передать императору? — тихо спросил он.
— Передай ему, что я желаю ему того же, чего, как я знаю, он пожелает мне. А, впрочем… — Ли Лин на мгновение задумался. — Впрочем, я избавлю тебя от всяких объяснений с У-ди.
Ли Лин достал из шкатулки свиток шелка и стал быстро писать. Закончив письмо, он велел мальчику принести горящую ветку, закоптил ею перстень-печать и приложил к свитку. Свиток он закрепил между двумя деревянными пластинками, на которых был изображен карп[65].
— Ну вот, — сказал Ли Лин, протягивая письмо Сыма Цяню. — А теперь забудем о делах и поедем на охоту!
— Голос Ли Лина звучал неестественно весело, и Сыма Цянь подумал, что им незачем мучить друг друга долгими проводами.
— Я поеду, Ли. Нет, не удерживай меня. И прошу — когда кончится эта проклятая война, хоть изредка пиши.
— Хорошо. Счастливого пути, Сыма. Тебя проводят до безопасных мест…
Они молча обнялись в последний раз, и Сыма Цянь пошел к карете,
В нескольких ли от лагеря карету остановили всадники из личной охраны шаньюя. С ними был главный гудухэу Ильменгир. При обыске у Сыма Цяня нашли письмо и клинок с фамильным клеймом Ли Лина. Письмо вскрыли и Ильменгир дважды внимательно прочел послание Ли Лина к государю Поднебесной.
«Счастлив, ваше величество, — гласило письмо, — поблагодарить Вас за предложение и за незаслуженную милость? Я и так Вам обязан слишком многим — например, казнью матери и пленением. Примите же, государь, поклон от Вашего бывшего верного солдата, а также его меч, обращенный отныне против Вас».
Сыма Цяню вернули письмо и клинок, и карета покатила дальше, неустанно наматывая на колеса засыпанную суховеем дорогу.
Глава 16
Не подозревая о том, что шаньюю стало известно содержание письма, Ли Лин был ошеломлен новыми щедротами, которыми осыпал его владыка.
Ки — дуюй Ли Лин отныне и пожизненно получил титул Западного джуки — князя. В случае его смерти титул переходил к сыну и от сына к внуку.
После Ильменгира и наследника Тилана Ли Лин становился самым могущественным лицом в военно — племенном союзе хунну. Вместе е титулом ему были вручены и несметные богатства: он назначался наместником в Хягае, страну динлинов.
— Не думай, князь, что отсылаю тебя из Орды, — сказал как-то шаньюй. — Просто там на время нужен человек, который сумеет наладить железодельни и кузницы. Нам не хватает оружия, а такого оружия, как в Хягасе, нет даже у хорезмийцев. Но динлины упрямы, своенравны и больше всего в жизни ценят свободу. Они боятся попасть в неволю, но не боятся смерти. — Шаньюй прикрыл глаза, словно что-то припоминая, потом продолжал: — В последний раз, когда я ходил за Белые горы, мы встретили неожиданно стойкий отпор. Окруженные со всех сторон, динлины бросались на копья как безумные. Но их храбрость я не ставлю ни во что. В таком случае лесного буйвола пришлось бы признать величайшим батуром: ведь бесстрашнее и сильнее его нет никого на свете. Однако при умелой облаве и он бывает поверженным. Динлины — дети с телами исполинов, — с презрительной усмешкой добавил шаньюй.
Ли Лин слушал его внимательно, затем сказал:
— Я счастлив, государь, оказанным мне доверием. Но я почти ничего не смыслю в оружейном деле.
— Об этом не беспокойся. У тебя будет хороший помощник. В стране динлинов он считался лучшим бедизчи[67]. Кроме того, с тобой поедет твой слуга. Он сын родовитого кагана, и я намерен сделать его вождем. Конечно, за его спиной будешь стоять ты. Но динлины пусть думают, что ими правит соплеменник…
На этом разговор был закончен. И хотя все складывалось неожиданно хорошо, Ли Лин испытывал тревогу и беспокойство. Ибо, как гласит старая пословица, человеку так же опасно возвыситься, как свинье разжиреть: он может сразу же угодить под нож. Уж не по этой ли причине шаньюй отсылает его подальше, чтобы уберечь от зависти и мести своих каганов? В последнее время Ли Лин не раз ловил на себе косые взгляды. Один только Ильменгир был с ним по-прежнему ласков и ровен в обращении. Они проводили вместе долгие часы, беседуя о самых разных вещах, и Ли Лин часто поражался широте интересов советника. Иногда при их разговорах присутствовал и шаньюй.