Синеглазый дьявол
Шрифт:
– О, благодарю вас, мистер Донован! Не могу сказать, что принесло бы мне больше удовольствия. – Тут она поняла, что ее слова он мог ощутить как оскорбление для себя, и вспыхнула, забормотав что-то вроде извинений, но он поднял руку.
– Я прекрасно понимаю, золотце, и не обижаюсь. Немного фортепьянной музыки будет очень приятно для нас обоих в такой вечер.
Виола с благодарностью улыбнулась ему.
– Почему вы приобрели пианино? Может, на нем играет мистер Эванс?
– Нет, насколько я знаю. Управляющий «Восточного» заказал его, но счел, что доставка
– Вид у него великолепный.
– И звук красивый.
Трапезу они закончили быстро, вкусив превосходной еды, не уступавшей той, что подают в первоклассных отелях Нью-Йорка. За столом Донован держался изысканно и непринужденно, как хорошо воспитанный человек. Так держался любой из ее прежних знакомых. Виоле показалось, что разговор получился не очень удачным, потому что она часто сидела, устремив глаза на пианино, опять ерзала на кресле, парчовая обивка которого царапала ее сквозь тонкий китайский шелк.
Наконец Абрахам принес свежий кофе и блюдо с имбирным печеньем, после чего исчез. Виола протянула руку к кофейнику, но Донован ласково удержал ее.
– Иди, золотце, познакомься со своей игрушкой. Я сам могу налить себе кофе.
– Вы уверены? – Виола колебалась, беспокоясь, не будет ли такое поведение нетактично, если она оставит его ради пианино.
– Иди. – И он тихонько подтолкнул ее.
Сев перед великолепным инструментом из розового дерева, как мальчик-прислужник перед высоким алтарем, она забыла обо всем на свете. За шесть лет, с тех пор как она покинула родительский дом, ей приходилось играть на пианино всего два раза в целом не больше часа на инструментах маленьких и не звучных. Настоящий инструмент, похоже, подходит даже для концертного зала.
Виола легко нажала на среднее «до». Пианино откликнулось на прикосновение прекрасным звуком. Разминая пальцы, она пробежала октаву, потом две, надеясь, что не утратила старых навыков, и взяла вступительные аккорды шопеновского полонеза.
Героический танец наполнил комнату, напомнив ей о галантном прошлом Польши. Он унес ее в мир великой музыки, в котором прежде она так часто находила утешение. Звуки всплывали из глубины ее души, и она воспроизводила их мастерски. Умение хорошо играть на фортепьяно она приобрела с детства.
Полонез сменился вальсом, тоже Шопена, потом сонатой Бетховена. Она сыграла «К Элизе» – пьесу, так часто исполняемую начинающими пианистами, и про себя улыбалась событиям прошлого, связанным с ней.
«Голос прошедших дней» вызвал воспоминания о Джульетте, которая всегда кокетничала, когда пела. Уильям прекрасным баритоном спел тихонько отрывок из хорового припева, но замолчал, как только Виола вернулась к сольной партии.
Все шло так хорошо, что Виола взялась за шопеновский «Полонез ля бемоль мажор». Она всегда любила его и во время войны много месяцев посвятила его освоению. Ее пальцы запнулись на первом же хроматическом пассаже, и звуки смолкли.
Виола
Виола наклонила голову и постаралась успокоиться, затем снова сыграла упражнения для начинающих. Все три месяца, проведенные у Донована, она должна будет пользоваться каждой минутой, чтобы восстановить гибкость пальцев.
– Золотце, – услышала она, почувствовав за спиной его теплое дыхание.
– Мистер Донован. – Она хотела повернуться, но он сгреб ее в охапку. – Что вы делаете?
– Устраиваюсь. – Именно так он и поступил, сев в большое кресло с видом человека, готового к длительному домашнему отдыху.
Виола уставилась на него. Он не переставал ее удивлять.
Донован поцеловал ее волосы. Виола постепенно расслаблялась рядом с ним.
– Не нужно ли настроить пианино, золотце?
– Нет, оно в прекрасном состоянии, – успокоила его Виола.
– Хорошо. Но все равно надо будет раз в неделю приглашать настройщика. Он один из независимых искателей, и лишние деньги ему не помешают.
– Благодарю вас. – Виола уютно расположилась рядом с ним и думала о том, что именно она еще сыграет, благо очень многие вещи она знала на память. В Рио-Педрасе не существовало музыкального магазина.
Донован снова поцеловал ее в волосы и в лоб. Его дыхание, теплое и мягкое, касалось ее кожи. Она пошевелилась и наклонила голову, чтобы ему стало удобнее. Что-то про-клокотало у него в горле, и он уткнулся в нее носом. Она замурлыкала и наслаждалась его нежными ласками.
– Мистер Донован. – Она вздохнула, когда он поцеловал ее в щеку.
– Уильям. – Он снова ткнулся в нее носом. Виола заморгала.
– Уильям? Вы хотите, чтобы я называла вас по имени, сэр?
– Когда мы наедине, золотце. – И он поцеловал ее в губы.
Когда он поднял голову, она посмотрела на него и, поняв его намерение, сдалась перед спокойной решимостью, увиденной в его глазах.
– Хорошо, Уильям, – согласилась она.
– Славная девочка.
Он снова начал обольщать ее: осторожно исследовал ухо и добрался до мочки. Полизал мочку и теплые точки пульса за ухом, пока она не задрожала и выдохнула его имя.
Он сосал ее мочку в таком ритме, от которого внутри у нее начало что-то сжиматься и разжиматься. Постепенно в ней разгорался огонь.
– Раздвинь ножки, золотце.
Она послушалась не рассуждая, больше заинтересованная в его поцелуях. Его пальцы нашли ее шею сквозь тонкий шелк, и он стал целовать ее.
– Ах, Уильям, – простонала она. Все ее существо сосредоточилось на его прикосновениях, на чарующем впечатлении, которое он производил на ее женскую плоть. Она горела, пылала, не могла усидеть на месте. Она корчилась у него на коленях, не думая о том, как шерстяная ткань его брюк трет ее. Кожа у нее такая чувствительная, что, пожалуй, вся будет исцарапана.