Синеухий эльф Скотина
Шрифт:
Тогда Филя крикнул:
— Мистер Скотина, простите, это я вам тогда из рогатки по лбу зарядил! Случайно вышло, чесслово!
— Чего орешь-то?
Филя подпрыгнул на месте и обернулся. На противоположной стене висело зеркало, покрытое густым слоем пыли. Кажется, голос шел оттуда.
— К-кто это?
— Я это, — ответили из зеркала голосом Скотины. — И какой я тебе, ядрен-батон, «мистер»? А ну подойди сюда и сотри пыль, хоть гляну на тебя.
Дрожа от страха, Филя подошел к зеркалу и ветошью, которую подобрал у печки, осторожно стер пыль. Сначала в зеркале появился кончик синего уха, потом — злобненькая
Отражение Скотины жутковато улыбнулось и сказало:
— Здравствуй, мальчик. Хочешь, я сыграю тебе на гитаре?
Очередным пунктом назначения стал богом забытый полустанок в Сибири. Здесь до сих пор лежал снег, в проталинах робко зеленела квелая трава, над перекошенными деревянными домиками кудрявились хлипкие дымки. На перроне стоял крупный русский медведь с проплешиной на буром боку и торговал пивом и чипсами. Пиво было дрянное, чипсы еще хуже. Медведь кинулся к раскрывающимся дверям поезда, но увидев наших героев, выбирающихся из вагона, замер. Из торбы, которая висела у медведя за спиной, выглянула любопытствующая детская мордашка. Мордашка была чумазая до невозможности.
— Ну привет, Миша… — сказала Баба Яга, обнимая вставшего в ступор зверя.
— Почто приехали? — глухо спросил Миша.
— Разговор, Миша, есть…
Вечером они сидели за столом в Мишином доме и, распивая крепчайший деревенский самогон, жарко спорили.
— Никуда не поеду! — кричал медведь, стуча лапой по столу. — Мне и так хорошо! К тому же Машенька моя болеет часто, нельзя ей далеко ехать!
Совсем не больная, румяная и умытая Маша носилась из кухни и обратно, потчевала гостей пирожками с ягодами и прочими плюшками. Настенька, которой Баба Яга на часть своих сбережений купила приличную подростковую одежду, сидела рядом с Мишей и гладила его по лапе, успокаивая. В другой руке она как обычно сжимала свой цветок, который за последние дни налился алым цветом, ожил.
— Ну, пойми ты, увалень, — увещевал Скотина. — Не будет нам житья-бытья, пока не отстоим свои конституционные права! Мы ведь вымираем, Миша. Единственный наш шанс — защита от властей, не ведающих, что творится! Все дело в мелких чиновниках, которые, дорожа своей шкурой, не докладывают наверх о тех бесчинствах, что творят люди по отношению к сказочным существам. Мы должны сами встретиться с нашими избранниками и доложить им о ситуации. Но если будем по одиночке, кто нам поверит? Только вместе надо, только вместе!
Миша зарычал, не находя слов.
— Прав Скотинушка, — сказал Бука, пыхтя сигареткой. Миша протянул лапу и вытянул сигарету из острых Букиных зубов.
— При детях не кури… — злобно прорычал он, отводя взгляд. Все за столом с облегчением вздохнули. Увидели, что понял Миша: ехать придется.
— А не спеть ли нам? — задорно сверкнув глазами, предложила Баба Яга. — А ну-ка, мужчины, наливайте!
— Только пить и умеете, сказочные… — пробурчал Миша.
— А что? — Баба Яга вскочила на ноги: — Мы и танцевать могем! Машенька, давай музыку!
Маша и Скотина проворно вытащили из чулана древний граммофон. Под старую песню Аллы Пугачевой Баба Яга пустилась в пляс. Миша рыкнул, выпил залпом литр самогона и присоединился к ней. Настя кружилась на месте, держа за руки Буку и Скотину. Машенька стояла
В Воронеже Скотину задержали полицейские для выяснения личности и долго не хотели выпускать из комнаты для допроса.
— Щас все будет, эфиоп твою мать, — сказал Воронежский гном Боря, отличавшийся энциклопедическими знаниями и неплохо подвешенным языком. Он нырнул в синюю дверь и вскоре вернулся с робеющим Скотиной, уши которого после часа беседы с полицейскими порозовели.
— На поезд не опаздываем? — спросил он у Бабы Яги. Старуха потрясла в воздухе билетами:
— Полчаса еще, Скотинушка.
— Эге-гей! Смотрите-ка! Я знаю ее! Эй, Наська, за полтинник минет отстрочишь?
Они замерли, как-то сразу скукожились, мечтая стать невидимками. Уши Скотины почернели. Он сразу увидел смазливого мужичка в дутой куртке и джинсах, который стоял у выхода из вокзала и, сложив ладони рупором, кричал гадости Настеньке. Настя спряталась за Мишу, медведь глухо рычал, старательно отворачиваясь. Он мог в мгновение ока задрать негодяя, но что тогда их ждет?
— Эй, Наська, чего прячешься-то? Заработать не хочешь? Сотню, так уж и быть, отслюнявлю!
Люди оборачивались. Наши герои, похватав сумки, пошли к лестнице, чтобы быстрее попасть на свой перрон. Скотина рвался из рук гнома Борьки: он хотел набить смазливому морду, но отличавшийся богатырской силой Борька не пускал его.
— Ну что ты, Скотина, ну успокойся ты, эфиоп твою мать. Мало ли, сколько дряни на свете…
— Шлю-юшка!
Скотина едва не вырвался.
На перроне они стояли молча, ожидая поезда. Вокруг сказочных существ образовалось пустое пространство: люди старались не подходить к ним. Настя тихо плакала. Какая-то толстая женщина торопливо прошла мимо, держа за руку дочку. Девочка громко спросила маму:
— Мам, а что такое «шлюшка»?
— Это эти, сказочные, дрянь всякую разносят… — ответила мамаша и, испуганно поглядев на наших героев, побежала по перрону.
— Что же это творится такое, а? — тихо спросил обросший зеленеющими ветками леший Игоряша из Екатеринбурга.
Задрожал воздух, загудели рельсы. Приближался поезд. Сказочные герои ждали его прибытия, словно рока. Они уже не верили, что поступают правильно, они не знали, что готовит им следующий полустанок, они все, кроме Скотины, мгновенно позабыли, куда и зачем едут; им казалось, что они без всякого смысла колесят по стране целую вечность и везде получают только тычки и подзатыльники, и никому, никому они не нужны.
Аленький цветочек завял. Скотина обнял Настю за ногу, и она благодарно улыбнулась ему, потому что в неловком движении маленького эльфа не было и намека на эротику, как могли подумать черствые люди, а только теплота и дружеское участие.
— Ой, Скотина, спасибо тебе, милый мой… — прошептала Настенька и взяла эльфа на руки. Все облегченно вздохнули и сразу вспомнили о своей цели и о той великой миссии, которая им предстоит.
Москва была мокрая, стылая и какая-то блеклая. Небо над головами стояло такое же неприглядное, серое. Не прибавлял радости и постоянно моросящий дождь.