Синие берега
Шрифт:
По лестнице сбегал Семен. Его мертвенно-бледное, напряженное лицо с остро выдавшимися скулами казалось неподвижным, словно он уже видел, чем все это кончится.
– Я нужен тебе здесь?
– Вернись наверх! Тоже держи, с отделенным, главный вход! Постой. Возьми Полянцева. Пристрой там где-нибудь в затишке.
Поддерживая Полянцева, Семен поднимался по лестнице.
Быстрым взглядом окидывал Андрей все вокруг.
– Сянский! И Мария... Наваливайте парты у дверей, - показал на парты, стоявшие в коридоре.
– Побольше,
– Я с ними. Парты...
– направился Роман Харитонович к партам.
Петрусь Бульба с автоматом наперевес уже затаился у главного входа, как и определил Андрей, когда осматривал школу.
– Вано! Вместе с Петрусем отбивай попытки завладеть входом! Наблюдение вести в окна! Ты - в правое, Петрусь - в левое! Самое опасное для нас место. Поняли?
В конце коридора у круглого торцового окна увидел Андрей Данилу. Повернул голову в другой конец: и Шишарев на месте. Правильно. Как и надо.
– Саша! Вот эти окна смотри! В продольной стене. Гранаты!
– Есть!
– "Да, да. Гранаты. Вот эти окна. Очень толково. Ай, лейтенант. Ничего у немцев не получится", - с облегчением подумал Саша, и не сомневался, что именно это - гранаты, которые должен будет швырнуть в окна, и выручат.
Все заняли свои позиции. Ждали. Чего ждали? Этого никто не мог сказать. Выстрелов, конечно.
– Товарищ лейтенант!
Андрей взглядом искал, кто его окликнул. Не находил. Показалось? Или кто-то не выдержал ожидания?
– Гитлеровцы не должны пройти!
– выкрикнул Андрей: - Выстоим! Поднятая ладонь с растопыренными пальцами: спокойно! Он сжал кулаки, от них исходила сила и беспощадность тоже. В тоне, в движениях Андрея властность, даже жестокость.
Немцы ударили из автоматов. На этот раз со стороны подсобных строений на заднем дворе. В окна. Осколки стекол рассыпались по полу. Потом снова ударили из сада.
– Давай! Давай! Давай! Давай!
– Вано это. Себя подстегивал? Петруся Бульбу?
– Давай! Давай!
Автоматы Вано и Петруся Бульбы гулко стучали.
– Ну и стреляешь! Криво! Как вол ссыт...
– Голос Данилы оттуда, от торца. Потом: - Сашко! Ну, видишь, вон там, смотри. Один. Крадется. Достанешь винтовкой?
– Не достану. Прикрылся.
– А ты еще попробуй.
– Попробовать можно, но не достану. Прикрылся.
– Тогда и не пробуй, раз не достанешь.
– Попробую все ж...
– Ну, пробуй. Только достань.
Два винтовочных выстрела.
– Эх!
– возглас Данилы.
Достал Саша или не достал?
– не понял Андрей.
Автоматы снаружи били по фасаду с правой стороны. Андрей кинулся в класс, седьмой "Б". Сердце колотилось. Сильно. Сильно. Он почувствовал, что утрачивает спокойствие. До чего холоден пол, ощутили ноги, и вспомнил, что не успел натянуть сапоги. Сапоги стояли у парты. Острый свист пуль заставил его пригнуться. Пули ударялись над ним, в стену. На голову потекли
Над самым окном повисло облако, и воздух в классе посинел. Лицо Пилипенко, припавшего к пулемету, стало тоже темным. Он посмотрел на Андрея: пора? Пора! Пора!
– говорил его горячечный взгляд.
Но автоматы в саду смолкли. Враз. Из-за яблонь раздался голос:
– Граждане! Граждане! Внимание!
– Странно было услышать оттуда, откуда стреляли немцы, русский голос, это казалось невозможным. Но это был отчетливый русский голос.
– Не проливайте своей крови!
– убеждал он.
– И нашей... Мы - соотечественники. Вы в кольце. Сопротивление бессмысленно. Германцы великодушны. Выходите. Сдавайте оружие. И для вас война кончится. Отвечайте!..
"Главный здешний полицай, - подумалось Андрею, - тот, что приходил предлагать Роману Харитоновичу должность старосты".
– Сейчас ответим! Вот!..
– И длинная-длинная-длинная очередь, вырвавшаяся из-под рук Пилипенко, потрясла класс.
Капли пота, как оспинки, покрывали лицо Пилипенко. Рот перекошен. В глазах - бешеное озлобление, гнев, ненависть и еще что-то такое, сделавшее его готовым на все, не считаясь и с собственной жизнью. Еще очередь. Плечи Пилипенко тряслись очереди в лад. Он уже не смотрел на Андрея. Еще очередь! Стреляные гильзы с тупым звоном падали на пол. Ветер отодвинул облако от окна, и в проеме снова мелькнул солнечный свет. Гильзы золотисто откликнулись этому свету.
Андрей увидел: из укрытия выбрался короткий немец в каске, он прокричал что-то, наверное, поднимал солдат на приступ. Потом побежал к школе, к главному входу, в руке граната с длинной ручкой.
– Товарищ лейтенант, долбану его из винтовки!
– двинул Валерик затвором, досылая патрон. Он почти высунулся в окно.
– Голову прячь!
– приказал Андрей. "Война у него все еще не на самом деле. Романтика. Подвиги". Ом выхватил из кобуры пистолет, прищурился, стал целиться в немца, твердо повел дуло. "Все. Взял его. Промахнуться нельзя. Не промахнуться! Не..." Он выстрелил в ту самую секунду, когда немец развернул руку для броска гранаты. Тот упал. Кажется, упал. Огонь и дым разорвавшейся гранаты не дали этого увидеть.
Еще злее ударили из сада автоматы, во все окна, во все классы. Андрей приник лицом к простенку. Он вздрогнул: пули прошли у правого плеча левое окно, у левого плеча - правое окно. С потолка мелко посыпалась штукатурка, и с минуту в классе дымилась белая пыль.
Искоса глянул наружу: из-за сосен высунулись каски, потом он увидел пригнувшиеся спины - немцы перебегали от дерева к дереву... двое-трое... ближе к стене... трое-четверо...
– Пилипенко!!
Но Пилипенко, красный от ярости, уже нажимал на гашетку. Пулемет клокотал.