Синие берега

Цветов Яков Евсеевич

Плот отчалил от берега.

Слышно было, под саперными лопатками, привязанными к шестам, гремуче всплескивала вода.

– Раз!
– Петрусь Бульба толкал шест назад.

– Раз!
– откликался Валерик, делая то же.

– Раз!..

– Раз!..

Тяжело, напряженно Петрусь Бульба и Валерик погружали в воду шест, и когда они двигали локтями, поднимался и опускался ствол перекинутой через плечо винтовки.

Андрей разогнул ноги, уткнул в вещевой мешок. Возле растянулись раненые Ляхов и Ершов. Ершов тихо постанывал.

Под ними медленно шла утомленная вода, шла, как и вчера, и неделю назад, и до войны, и тысячу

лет назад. Вода шлепалась о бревна, и холодные брызги падали Андрею на лицо. Плот пах свежим сосновым духом, и дух этот был крепче запаха наплывавшей воды.

Андрей приподнял голову, в слабеющем свете притухающей ракеты видел: прямо и вкось двигались к левому берегу плоты, лодки, темные пятна, должно быть, бревна, и на них бойцы... Сбоку неуклюже тянулся плот. Рябовский...
– схватывал Андрей.
– Оттуда больше некому. Точно, Рябовский...
– Сзади плота торчали на воде какие-то кочки.
– Баллоны, понял он. Вано?.. А со стороны обороны Володи Яковлева в полосах багрового дыма показались лодки. Одна... две... "Восемь было у Володи..." Андрей усиленно всматривался: "Точно, две..."

Ракета погасла, плоты, лодки, баллоны, бревна ушли во мрак, словно под воду.

– Раз!..

– Раз!..

Андрей почувствовал, планшет давил в бок, мешал. Перебросил планшет на спину. Все равно, лежать было неудобно, и, упираясь коленями, ладонями в мокрое, скользкое бревно, хотел встать. Не удержался и опять шлепнулся на плот.

– Раз!..
– Петрусь Бульба.

– Раз!..
– Валерик.

Впереди разорвались мины, и в том месте судорога схватила воду, она вскинулась вверх и тугим напором бросилась на плот. Вода хлестала в лицо, заливала глаза, затекала за воротник гимнастерки, перекатывалась через спину. Теперь ощутил Рябов жутковатый запах черной воды.

Еще удар мины, особенно гулкий, пронзительный какой-то.

Осколки падали густо и шумно, словно лил сильный дождь с градом.

Потом все смолкло.

Ляхов и Ершов крепко уцепились за кругляши, чтоб их не смыло. Было трудно лежать на раздвигавшихся и сдвигавшихся бревнах, и Ершов напрягся, сел, согнув перебитую пулей руку; Ляхов тоже кое-как уселся, подперев ладонью раненую голову. Сбоку примостилась Мария. Данила сидел вытянув ноги, Мария упиралась в них.

Данила застонал.

– В ноге что-то неладно. Пуля, черт, угодила. Должно, в мякоть. А хоть и в мякоть, а больно.

Мария отодвинулась от него, привстала на колени, держась за Сашино плечо.

У плота грохнул снаряд. Значит, танки подошли к береговому откосу. Мария закрыла глаза, чтоб отогнать страх. Когда ничего не видишь, оказывается, еще страшней, и она разомкнула веки. Мрак и теперь стоял перед нею.

Дробь пулемета рассыпалась по реке.

– Ложись!
– Андрей весь подобрался.

Все уже лежали. Обхватив качавшееся бревно, Андрей тоже лежал, у самого края плота, и волосы спадали с непокрытой головы. Грудью ощутил он дрожь реки. Петрусь Бульба и Валерик продолжали стоять на плоту и бешено гребли шестами.

Длинные пулеметные очереди настигли плот, и тотчас раздались вскрики Ляхова и Ершова, в которых слышалась последняя сила. Андрей почувствовал, Ляхов и Ершов сползали с плота. Он пытался кого-то из них удержать, и не удержал.

Снова ракета, слишком яркая, затяжная, черт возьми. Но и она погасла. Казалось, в небе спрятались молнии, и вот-вот новая вспышка хлынет на воду и раскроет

плот. В ночь опять врезался холодивший душу свет. Андрей увидел: мины накрыли двигавшийся слева плот. Плота не стало, ушел в воду. Лодка, одна из двух, шедших со стороны горевшего моста, разлетелась вдребезги. "Мало кто спасется.
– Андрей слышал гулкое биение сердца.
– А может, и никто". Что делать? Что делать? Это, наверное, и есть высшая степень страдания, когда в минуту смертельной опасности не можешь помочь тем, кому обязан помочь.

Вокруг билась ночная дикая вода.

В голову ни с того ни с сего урывками набегали из давнего далека пустяки какие-то, затаенные в краешке памяти, - все та же речная коса с белым берегом и синей водой... запертая на ночь калитка на Адмиральской двадцать три, и он с Танюшей у этой запертой калитки... И еще что-то, и еще что-то, и еще, случайное, возникало навязчиво, без связи. Чушь какая-то!
– отбивался Андрей.
– Забыть, забыть. Навсегда. Но ему так и не удавалось забыть то, что надо забыть. Как ни старался.

А ракеты светили, светили; похоже, зажглись навечно.

Там, на середине реки, течение было быстрое, крутились воронки, вода неслась гребешками.

Пулеметы продолжали стучать. Снова ударили минометы. Андрей опять подумал: "Никто не спасется". И ничем, ничем, никому не может он помочь. Через минуту, через секунду он тоже пойдет ко дну. Такой огонь! Такой огонь!

Пережить бы это, пережить бы, и тогда ничто уже не будет страшно, ничего худшего уже не будет, никогда, все пойдет хорошо, честное слово, внушал себе Андрей, словно от него самого зависело, останется ли жить. Потом, когда-нибудь, если он все-таки выживет и все это отойдет в прошлое и успокоится, ночь эта не будет казаться ему правдой, он усомнится, было ли это на самом деле. По-другому увидятся ему и губительная глубина под ним, и надежда, самая неясная на свете и в то же время самая сильная, без которой умер бы тут же, сразу. Почему-то подумалось: "Хорошо, что происходит это ночью. Днем было бы труднее. Днем особенно хочется жить..." Добраться б до берега, добраться б до берега. Но - мины, пулеметы, ракеты. Столько возможностей умереть, и так мало шансов выжить. А может быть, кто-нибудь и доберется до берега...

Андрей смотрел на воду, он не представлял себе, что под светом она такая черная, пугающая. В ушах все еще стоял тяжелый гром рухнувших ферм и перекрытий моста, перед глазами - роты, двигавшиеся к новому рубежу обороны, он дал им возможность оторваться от противника. Сознание выполненного долга вытеснило все остальное.

Он подумал о Марии. Стало ее жаль. Как ей, девчонке? В такой попала переплет...

– Мария...
– негромко позвал.

На плоту шевельнулась темнота:

– Вам помочь, лейтенант? Рана?

Андрей забыл, что бинт охватывал плечо.

– Страшно?

Марии было страшно, но, стараясь придать голосу бодрость, сказала:

– Не очень. Нет.

– Держись крепче, не выпади, смотри.

– Не выпадет, - отозвался Данила.
– А мы с Сашком зачем?..

Саша положил руку на плечо Марии, и рука ощутила, как по телу девушки пробегает дрожь. Он набросил на нее плащ-палатку, чтоб дрожь унялась.

Мария доверчиво уткнулась лбом в его плечо и замерла. Она чувствовала рядом длинное, вытянувшееся тело Саши и как спокойно дышал он, словно выскользнул из этого ада и страшиться ему было нечего.