Синие шинели (сборник)
Шрифт:
Спокойствие и уверенность Курбановского вызывали у Гладнева глухое раздражение, но до сегодняшнего дня следователь не имел возможности припереть его к стенке и заставить говорить правду, а не эти бесконечные «не был», «не знаю», «да не тот я, кого вы ищете».
— Так вот, есть новость, — продолжал Гладнев. — Не думаю, чтобы она вас обрадовала. Нашелся хозяин.
— Какой хозяин? — насторожился Курбановский.
— Хозяин тех вещей, про которые вы говорили, что это — ваши вещи. А он говорит — мои.
Курбановский
— Я ж не мальчик, гражданин следователь! А вы меня задешево хотите купить, «на пушку» меня берете. Я и на барахло, и на хлеб вот этими руками зарабатываю. — Он поднял с коленей узкие ладони и растопырил пальцы. — Работа меня кормит…
— Смотря что называть работой, — отозвался Гладнев. — А «на пушку» я вас не беру.
— Как же не берете?
— Понимаю, — охотно согласился Гладнев, поднялся из-за стола и открыл дверь. — Прошу, товарищи…
В кабинет вошел Нефагин, следом за ним — капитан Балтенов и еще двое работников станции, которых пригласили присутствовать при очной ставке.
— Тот?
Нефагин, не отвечая, разглядывал сидевшего на стуле Курбановского.
— А вы, Курбановский, знаете этого человека? — спросил Балтенов.
— Нет…
— Никогда его не видели?
— Не видел.
Гладнев прислушивался к разговору.
— Вы потеряли дар речи, Курбановский? — внезапно спросил он. — На всех допросах вы были такой словоохотливый. Скажите нам ясно и определенно: знаете ли вы этого человека?
— Не знаю.
Вытянуть из него что-нибудь поподробнее было невозможно. И когда Курбановского увели, Нефагин дополнил свой рассказ:
— Я бы не стал так смело утверждать, что это он, тот самый. Я же говорил: вышел из вокзала покурить уже в сумерках. Он и одет был по-другому. Но лицо-то мне все же запомнилось. А главное — голос, этот акцент. Он это, точно. То-то он старался поменьше разговаривать в моем присутствии.
На следующий день в кабинете у Гладнева шел совсем иной разговор.
— Не зря свой хлеб едите, гражданин следователь. — сказал старший Курбановский. — Я на «казне» остановился, а вы «прикупили» очко в очко… Было дело… Знаю я этого фраера. Ну, и он, понятно, надолго меня запомнил. Как же ему меня забыть!
Но даже и такого прямого признания было недостаточно, чтобы считать окончательно установленным факт разбойного нападения. По требованию следователя Борис Курбановский около часа водил работников милиции по железнодорожным тупикам, восстанавливая путь, проделанный вместе с Нефагиным, когда они якобы вели его к себе ночевать. И место показал, где схватился за нож… Все в точности совпадало с показаниями потерпевшего, зафиксированными еще два года назад и подтвержденными теперь.
Григорий Курбановский попробовал еще запираться, но недолго. Очевидность фактов, которыми располагало следствие, заставила сознаться
— Все верно, все так и было, — сказал Григорий. — Борис добре его стукнул, а я пиджак и спортивный костюм сымал…
Бывают такие дела: сколько над ними ни работай, а конца все равно не видно…
С Нефагиным вопрос был ясен.
Но ведь оставались девушки, которых двое неизвестных пытались изнасиловать. Оставался Цыпин, подвергшийся разбойному нападению.
Разыскивая Нефагина, целиноградские оперативники не забыли и про них.
Девушек разыскали. Они пришли в милицию и на очной ставке опознали братьев Курбановских.
— Они это! — возмущенно сказала одна из девушек. — Я бы их, подлецов, и сто лет спустя узнала! Тот, высокий, мне руки крутил.
— А этот, что рядом с ним, на меня набросился, — сказала вторая.
Нашелся и Цыпин.
— Они. Узнаю, — сказал он.
Курбановский-старший опять был вынужден сознаться:
— Да, было, — вздохнул он. — Чуть не убили человека. В тот раз Гришка погорячился: два раза сунул ему в спину ножом. Молодой…
— А что же вы раньше отпирались?
— Так ведь наше дело, гражданин следователь, — отпираться, а уж вы — ловите нас. А и то — пора закругляться. Будете в суд передавать наше дело?
— Поживем — увидим, — неопределенно сказал Гладнев, дал Курбановскому подписать протокол допроса и вызвал охрану.
По общему мнению, рано еще было расставаться с Борисом и Григорием Курбановскими. В трех случаях их виновность можно считать доказанной. А убийство? Убийство в полувагоне? О нем пока разговора с братьями не было. Все равно упрутся — не сдвинешь.
Но теперь, кажется, время для такого разговора настало. И выяснилось это во время одного из допросов Колчиной…
Курбановских она знает давно. Всякий раз, когда братья приезжали в Целиноград, они останавливались у нее на квартире. Поживут несколько дней, а потом уезжают. И не то что куда-то поблизости, а в другие города. Немного странно все это.
Она однажды удивилась, чего им не сидится на месте. Так Борис по-пьяному многозначительно намекнул:
— Характер у нас такой — не можем долго на одном месте. Но смотри, Осиповна, — никому про нас ни слова. А то худое может с тобой случиться…
Вскоре после этого, придя домой с работы, Колчина застала их пьяными. С ними была какая-то женщина. Григорий шутил с ней, размахивал ножом, бахвалился:
— Эх, ты бы, красавица, видела, как я в «телячьем» вагоне одного фраера пришил. А ты мне говоришь — мальчишка!
Колчина замешкалась у порога и перехватила Борькин взгляд: слышала или не слышала. Но она виду не подала — сразу начала шутить с ними, не отказалась от стопки. И поняла, что Борис решил — не слышала…
Колчина на допросе заверяла: