Синий цвет вечности
Шрифт:
– Может, поедем? – спрашивал Алексей.
– Нет. Ты торопишься?
– Но, может, он отбыл уже?..
– Нет. Я ж сказал тебе – я видел его карету.
Если Миша был не в духе, не стоило перечить ему.
– Ты уверен, что это – его карета?..
– Ты вправду не торопишься?
– Я ж сказал.
Они как бы теснили друг друга словами. Была такая манера.
Лермонтов был мал ростом, коренаст, угрюм и явно недоволен собой.
– Нас обещал Соллогуб представить друг другу, – пояснил
– Я ж сказал – не тороплюсь.
– Как хочешь!.. Его жена, говорят, впервые в свете после родов.
– Все правильно! Только не впервые! – откликнулся Столыпин.
– Правда? Поезжай!
– Я ж сказал тебе – никуда не тороплюсь!
Они считались кузенами, хотя, было сложное родство: он приходился Михаилу двоюродным дядей, – вечная путаница с родственниками. Но он был на два года моложе Лермонтова, и тот держался, как старший.
Из полутьмы, накрывавшей постепенно Елагин остров, – из дверей дворца вывалился еще один офицер. Спиной и продолжая раскланиваться с кем-то.
– Ой, а я Вас потерял!
Это был Трубецкой Александр, кавалергард. Их общий приятель.
– А-а, «Бархат»! – поздоровался Лермонтов мрачно. – А зачем ты нас искал?
– Э-эй! Ты не должен меня так называть! И вообще афишировать, что знаешь это прозвище! Не дай Бог! – испугался Трубецкой.
– А я не афиширую!
Хотя это знали решительно все. «Бархатом» Трубецкого назвала так сама, императрица российская Александра Федоровна, в кружок развлечений которой он вписался не так давно, но занял в нем достойное место. И кличка удержалась. «Бархат» – значит, бархатные глаза. В самом деле были почти бархатные.
– Ты Соллогуба не встретил? – спросил Лермонтов.
– Он там помешался на какой-то барышне. Не отрывается. По-моему, одна из Виельгорских. Жениться собрался, что ли?
– А-а… Это мы знаем! – сказал Лермонтов.
– Что ж! бывает! – подхватил Столыпин.
– Но потом проходит! – заключил Лермонтов.
– А первую пару вечера вы уже видели? – осклабился Трубецкой.
– Какую? – спросил Столыпин.
– Пушкин с женой. Уморительное зрелище!
– Я не видел, – сказал Лермонтов, – Мы быстро ушли.
– Старик страшно злится! – сказал Трубецкой.
– Это – старая новость! – бросил Столыпин, чтоб не длить разговор.
– Ладно! Вы тут застряли, похоже – а у меня дела! – Трубецкой заторопился уйти… Они смотрели ему вслед.
– Не дразни его. Его недавно отвергли!.. – сообщил Столыпин.
– Кто? – спросил Лермонтов без особого интереса.
– Маленькая Барятинская.
– А-а!.. Бедняга! А я думал – он уже женился на России.
– Нет, что ты! Наш государь – не Петр Третий и даже не Первый. При нем не повольничаешь. Они только катаются с императрицей в санях…
– И как?
– Ничего. Он придерживает ее за талию. Воздушные поцелуи разрешаются.
– А когда он держит ее за талию, он чувствует, что держит в руках Россию?
– А ты спроси
– Я все же, пойду туда, посмотрю! – решился Столыпин после паузы.
– Как хочешь!
Столыпин ушел, но вскоре воротился…
– И правда, они здесь! Остановились в дверях! Жену обступили молодые поклонники.
– Естественно! А он что?
– Ничего. Стоит в стороне. Грызет ногти.
– Я ж говорил тебе – не женись!
Постепенно темнело… И какая-то пара вышла из дверей Елагина дворца и направилась к своей карете, так что два друга не сразу обернулись на голоса. Высокая стройная женщина и небольшого роста мужчина… Голоса долетали до них. Это был уже чистый театр. – Французская пьеска. Семейный диалог.
Он. Извини, что поторопил! Но это было утомительно долго!
Она. Никак не пойму, в чем я повинна…
Он. Вина? О чем ты? Какая вина? Это моя беда. А не твоя вина!
Она. Что ты хочешь сказать?..
Он Что есть нюансы. Более тонкие.
Она. Я веду себя, как все – не более того!
Он. Это вовсе не значит, что поведение всех мне нравится!
Она. Ты же сам хотел по-моему, чтоб я…
Он. Блистала в свете? Хотел. Моя ошибка. Но нельзя ж и за ошибки судить слишком строго!
Голоса крепнут. В них появляется раздражения. До двух гусар, стоящих в тени у дороги, паре нет дела. Сюда долетают отдельные слова. Но остальное так понятно!
Пауза.
Она. Почему я не могу побыть в свете среди шумных и внятных ровесников своих? Это вовсе не значит, что кто-то за мной бегает вынюхивая… Как вы изволили мне писать в письме…
Он. Там сказано «кобеля»…
Она. Да. Это было грубо. Ужасно грубо! Женщина должна ощущать, что она стоит чего-то. Смотреть на себя чьими-то глазами.
Он. Согласен. Только…
Она. Вы всегда стремитесь меня увести. Мне скучно. Может, в этом дело?
Он. Я просто напомнить хотел! У вас четверо детей. И дочь – всего два месяца. А вы и так дважды выкинули с вашими танцами!.. (Пауза.)