Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса
Шрифт:
Антонио посмотрел на Бернардо Фелипе, не выказывая никакого недоверия, с выжидательной серьезностью:
— Слушаю тебя.
— Я уезжаю в столицу, и все остается на твоем попечении, управляй всем по своему усмотрению; если сможешь, увеличивай состояние, а мне посылай столько, сколько необходимо, чтобы я мог вести избранный мной образ жизни.
Антонио Раймундо Ибаньес не верил своим ушам. Наследник дома Гимаран, мальчишка, которому еще нет и двадцати лет, предлагал ему управлять состоянием, только что полученным в наследство. Первое, что пришло ему на ум, было следующее неопровержимое утверждение:
— Мне нет еще и двадцати лет.
— Мне тоже,
Антонио посмотрел на него. Да, Бернардо действительно был совсем мальчишкой.
— И ты думаешь, я смогу?..
— А ты что, думаешь, я смогу?
Антонио вновь замолчал. Да, это правда, он сумел объединить желания разных людей и пару раз создать условия, способствовавшие тому, чтобы получить прибыль, которая вызвала бы зависть многих людей, прознай они о ее реальной величине. Правдой было и то, что он уже готов был расширить сферу своей деятельности и заняться импортом льна с берегов Балтики. Управление капиталом и собственностью Аранго предоставило бы ему огромные возможности для проведения его собственных операций.
— Ты что же, способен поручить мне управление своим имуществом?
— Именно это я тебе и предлагаю.
— А что скажут на это твоя мать и сестры?
— Они полностью согласны со мной и мечтают уехать в Мадрид.
— А если у меня не получится?
— У тебя все получится.
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю, и все. Достаточно на тебя взглянуть.
— А если я обману тебя?
— Ты этого не сделаешь.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. А ты знаешь, что я твой первый и лучший друг и никогда тебя не подведу.
В это самое мгновение, без всякого предупреждения, каждый из них протянул руку к мошонке другого. Это было непроизвольное движение, которое исчерпало себя в тот самый момент, когда оба они осознали, что добыча оказалась взаимной и что оба схватили одно и то же. И тогда они рассмеялись и еще немного помедлили, соревнуясь, кто сожмет сильнее, но и здесь они оказались равны.
— Это верно, мы никогда не нанесем друг другу вреда, — заявил Антонио, ослабляя хватку.
— А гарантией этому то, что точно так же нам никогда не суждено доставить друг другу наслаждение, — изрек Бернардо Фелипе, также выпуская свою добычу.
Еще до того, как пойти к заутрене, Антонио Ибаньес распорядился, чтобы Лусинда выехала вперед по направлению к Рибадео. Ее почти что вытащили из постели, но к тому времени она уже давно проснулась. Она была не то чтобы уставшей, но пребывала в недоумении, не зная толком, что делать в ожидании распоряжений своего нового хозяина, важного господина из Саргаделоса, влюбившегося в нее без памяти и потребовавшего ее у своего двоюродного брата, хозяина дома Феррейрела, у которого она до тех пор ходила в служанках.
Лусинда догадывалась, что ее новое положение более значительно, чем положение простой прислуги, но она еще не утратила своих покорных манер и принимала это ожидание в доме напротив монастыря как подарок, который ей преподносит жизнь. Куда все это ее заведет? Она даже предположить этого не могла. Возможность увидеть Вегадео, Вейгу, как все еще называют его в Оскосе, и затем отправиться жить в Рибадео, этот большой и процветающий город, слегка сбивало ее с толку. Кроме того, ей не нужно было ничего делать, ей еще и прислуживали. Чего еще можно было желать? Тем не менее бездействие утомляло ее настолько, что она даже
Хозяин же разрушенного Саргаделоса, со своей стороны, просто хотел, чтобы она всегда была рядом. Он желал, чтобы она была близкой и скромной, всегда ждущей его, чтобы приласкать его душу, играя волосками у него на груди, пропуская их сквозь свои длинные и пусть загрубевшие, но исполненные необыкновенной нежности пальцы. Он хотел только этого и еще знать, что любая его просьба будет удовлетворена, едва он успеет ее высказать. Поэтому он не особенно интересовался ее мнением. Он сообщил ей о своем желании, и она согласилась. Он хотел, чтобы она была рядом. И ничего больше. И он смог получить это.
Намерение Ибаньеса состояло в том, чтобы Лусинда приехала в Рибадео раньше, чем он, и поселилась неподалеку от его особняка, возле городских ворот, и чтобы все это было сделано как можно более незаметно. Он приедет позже, когда она уже устроится в доме, который был его первой личной недвижимостью, приобретенной на доходы, полученные от второй сделки с кукурузой, — в том самом доме, где он намеревался жить в холостяцкие годы своей заполненной работой и несколько распутной жизни, которой он привык наслаждаться во время частых поездок в Ферроль: по его словам, он отправлялся туда, чтобы послушать бельканто.
Он построил дом вскоре после того, как уплатил сорок восемь реалов штрафа, по реалу за каждый бочонок водки, завезенный в Рибадео без уплаты пошлины, штрафа, который был наложен на него по доносу одного из его клиентов. Но это не помешало ему продолжать вкладывать деньги в кукурузу или позднее в лен, по-прежнему заручившись сотрудничеством Мануэля Пидре, а также потратить немалую часть прибыли на свою первую осуществленную мечту, дом. Правда, намерение покинуть дворец Гимаран он так и не осуществил до тех пор, пока не построил свой собственный дворец и не поселился в нем уже как женатый мужчина. А тот первый дом превратился в склад, но иногда служил скромным убежищем, где он удовлетворял потребности своего тогда еще молодого тела, те самые, в удовлетворении которых и теперь, слегка уже постарев, он все еще находил удовольствие.
Дом служил ему также для того, чтобы размещать там приезжих, гостей или деловых людей, монахов, которые выступали с проповедями или ужасными наставлениями в духе Игнасио Лойолы [72] , моряков, прибывших на своих кораблях, — одним словом, такое количество различных людей, что никому не покажется странным, если теперь его займет девушка, которая для этого должна сейчас отправиться в путь и ехать без остановок, в то время как он поедет не спеша, задержится в Вегадео, а до этого в доме Вишанде, том самом, в котором столько окон, сколько дней в году, и столько дверей, сколько в нем месяцев, огромном доме, что приводил его всегда в такое изумление.
72
Лойола Игнасио (1491–1556) — испанский религиозный деятель, основатель ордена иезуитов (1534).