Синий краб

Крапивин Владислав Петрович

27 декабря 1990 г.

Широкая Речка. Маме

(24 июня у мамы был день Ангела)

Мы все сиротеем на нашем пути, Закон расставаний царит над планетой. Дай, Боже, нам в будущей жизни найти, Кого потеряли мы в этой. За миром галактик и звёздных зарниц Даруй нам, о Господи, с милыми встречу: Ведь память о них не имеет границ И голос любви нашей вечен.

25 июня 1992 г.

Клубничное варенье

Август, вечер, веранда средь листьев сирени. Вся семья за столом, жёлто лампа горит. Престарелая тётушка с банкой варенья Тихо щурясь на свет, задержалась в двери. Смуглый мальчик под скатертью прячет колени: Он их все перемазал, играя в крокет… Этот мальчик – твой прадед. Его поколению Неизвестны ни СПИД, ни угроза ракет. Мальчик любит Жюль Верна и верит в удачу. Он

не ведал ещё горьких слёз и невзгод. …А ведь скоро не будет ни веранды, ни дачи, Ни варенья, ни лампы… Семнадцатый год…

19 апреля 1993 г.

Коту Максу

Рыжий кот уснул, уткнувши нос. Это, бабки говорят, к морозу… А его хозяин пишет прозу, Хоть иссяк на прозу нынче спрос. Пишет он, хотя скребет в уме, Что дела в издательствах фиговы. Просто в жизни ничего другого Никогда он делать не умел. Хорошо уснувшему коту — Существу, чей мир одна квартира. Сон, еда, прогулки до сортира — Все его проблемы без потуг. Он живет в покое и тепле, Не нужны лентяю кошки-дуры: С помощью нехитрой процедуры Он избавлен от таких проблем. Впрочем, и хозяину кота До проблем до этих мало дела — Все ему на свете надоело, Потому как тлен и суета… Есть, однако, средство от тоски, От него душевней станет сразу. …И хозяин, дописавши фразу, Отодвинет в сторону листки. Карандаш уронит он из рук И откроет шкафчик застекленный. И, стаканом звякая стесненно, Поскорее дверь запрет на крюк Тишина. Лишь вздрогнул в кресле кот. Что его во сне насторожило? …Ах как потекло тепло по жилам, Как на сердце тихо и легко. И зерно пушистое в душе — Словно шарик от пушистой вербы. Неплохая вещь венгерский вермут: Два глотка – и ты захорошел. Кот проснулся. От него уют Истекает, как тепло из грелки. – Что? Консервов хочешь? Ешь с тарелки… Ох как жалко, что коты не пьют. Мы б с тобой… А впрочем, не беда. Посиди тут у меня под боком. И тогда не очень одиноко Будет мне… Постой же! Ты куда? Ладно, ладно, выпущу. Поверь, На тебя я вовсе не в обиде. …Кто еще там? Что «в каком ты виде»? Шли бы вы… А ну, закройте дверь! Тишина опять со всех сторон. Пьешь – и никакого нет эффекта. Как досадно: в пистолет «Перфекта» Влазит только газовый патрон. А не то бы – поднести к виску… …И бегу, бегу я по песку, Волны плещут, солнца летний свет. И всего-то мне двенадцать лет… – Кто опять там? Не открою. Шиш! Ну, оставьте же меня в покое!.. Думаете, сдамся так легко я?.. А, да это ты пришел, малыш! Выспался? А мне в постель пора. Досмотрю про лето, про босое… Что? В кормежке мало было соли? Что ты лижешь щеки мне, дурак…

23 сентября 1993 г.

Экспромт, сочинённый по просьбе Алёши, когда мы шли из школы к мосту у ст. Шарташ.

(Он сказал: "Вон труба, сочини про неё. И как по ней лезет мужик…")

Дымит труба в февральском небе, Ползёт по лестнице мужик. И я подумал: "Так и мне бы Брать в этой жизни этажи!" Но мне сказали: "Оглянись! Ведь он ползёт не вверх, а вниз". …А под трубой стоит жена. Да, наша жизнь напряжена…

17 февраля 1994 г.

***

Не буду рвать случайную траву, Что выросла на маминой могиле: Коль семя залетело, значит, здесь Ему судьба велела прорасти. Не обижайся, мама, и прости, Что с бархатцами и ромашкой милой Растёт трава, как в том тюменском рву, Где я когда-то, тонкий, загорелый, Ловил жуков, искал заветный клад… Я прибегал потом к тебе, назад - Из мира игр, из сказочного лета, И ты смеялась, из моих волос Вытаскивала мусор и колючки И светлый пух семян чертополоха… И может быть, совсем-совсем не плохо, Что здесь не то пырей, не то болиголов Раскинул скромно зонтики соцветий. Как будто я опять в давнишнем лете. …Ну, вот и всё. Не надо больше слов…

24 июля 1994 г.

Такой хороший рыцарь

Баллада

Посвящается Ане Русецкой,

нарисовавшей для конкурса о рыцарях

очень славную картинку  

Если в старых хрониках порыться, Можно отыскать одну легенду. Жил на свете очень скромный рыцарь — Не богатый, а, скорее, бедный. Следует сказать, что был он смелый И не избегал боёв турнирных, Но больших успехов там не делал, Так как по характеру был мирный. Разводил он дома певчих пташек, Собирать любил

в лугах цветочки. И однажды в поле средь ромашек Повстречался с королевской дочкой. А потом – как в самой доброй сказке — Никаких там страшных поворотов, Лишь любовь да радужные краски. И король-папаша был не против. Вскоре свадьба в королевском доме. (Были гости разодеты в бархат…) А когда король-папаша помер, Скромный рыцарь сделался монархом. Стал он править мирно и не строго — Не страна, а просто луг весенний. Никаких грабительских налогов, Никаких там войн и потрясений. …Вы заспорить можете законно: Что за сказка, если не случилось В ней ни тайн, ни кладов, ни драконов? И зачем она, скажи на милость? А затем, что это ли не подвиг: Сделать жизнь счастливою и сладкой? Чтобы по одной (а то и по две) Дети утром ели шоколадки! И затем, что разве не геройство — Вбить в сознанье граждан крепко, туго Очень удивительное свойство: Никогда не обижать друг друга. И затем, чтоб нынче помириться Все, кто в ссоре, захотели сами. И затем, что этот скромный рыцарь — На рисунке у Русецкой Ани.

27 ноября 1994 г.

Отряд "Каравелла"

Памятник

Невозмутим на вздыбленном коне (Как Бонапарт на полотне Давида) Сжал всадник губы – строг, суров и нем, И полон полководческого вида. Прошел под барабан парадный строй. Отговорили все, кто должен, речи, А всадник был по-прежнему герой: Как всё из бронзы – недвижим и вечен. Увы, война сегодняшнего дня До бронзовых ушей не долетала, И всадник знай удерживал коня, Чтоб тот не вздумал прыгнуть с пьедестала. Довольны были, кто стоял кругом, Как конь послушен маршальской деснице, И ветеран потертым рукавом Неторопливо промокал ресницы. Шептались две студентки в стороне, А женщина усталая сказала: "Все больше медных всадников в стране, Все больше беспризорных на вокзалах".

1995 г.

Музыкальная драма

Стараясь понравиться девочке Варе, Я вздумал учиться играть на гитаре. Гитару я взял у соседа. И смело Сказал: «Научусь. Это плёвое дело». Недаром вчера маме в школе сказали: "Поверьте, ваш мальчик весьма музыкален. Недавно, забывшись во время урока, Свистел он «Раскинулось море широко». Потом уточнили, что песню о море Досвистывал мальчик уже в коридоре… Я дома сказал: "Позабудем про старое! Я, мама, теперь занимаюсь гитарою". Мечтал я: однажды небрежно и гордо При Варе на струнах возьму я аккорды И в теплой тональности Марка Бернеса Спою ей про Костю из славной Одессы… Гитару я вскоре буквально заездил, А девочка Варя однажды а подъезде Сказала подружке (забыл ее имя): «Уж лучше б свистел, это все же терпимее» О, злая бесчувственность женской натуры! Я понял, что глупы девчонки, как куры, Что нету у них благородства ни крошки. И с горя учиться решил на гармошке… Летят наши годы со скоростью звука. У девочки Вари теперь уж два внука, А я не освоил ни струн, ни гармони. Умею играть лишь на магнитофоне. А чтоб одолеть ревматизм и невзгоды, Свищу иногда, как в мальчишечьи годы — Не в стиле битлов, не в традициях рока, А просто «раскинулось море широко»…

1995 г.

***

Сюжет этот странный и вечен, и нов, Как серпик луны тонкорогий. Он – город, проросший из сказочных снов, Он – шепот, он голос Дороги. Трамвай заплутал среди улиц пустых, Густеет коричневый вечер. Фонарь одинокий. Как джунгли – кусты. И крепнет надежда на Встречу. А если мне сон досмотреть не дано И в тайну его – не пробраться, То все же там светит родное окно (Которого нет на планете давно) Сквозь вечную даль субпространства…

1995 – 1996 г.

Песня для отрядного фильма

«Легенда о Единороге»

(по рассказу Алексея Крапивина)

…Как спасение, как спасение, К нам приходят ясные сны. Гаснет красное настроение, Слышен голос счастливой страны. Мы уйдем по рельсам заброшенным — Это лучшая из дорог. Нам поможет вспомнить хорошее Рядом скачущий Единорог. Пахнет влагой листва тополиная, Рельсы тянутся на закат. Может, будет дорога длинною, Может – вовсе недалека. Ночь пройдет, и желтыми красками Вновь зажгутся капли в траве, Наши плечи согреет ласково Незнакомый новый рассвет. Пусть сверкает росами звонкими Между шпал голубая трава И над синими горизонтами Встанут дальние острова. И не будьте к нам слишком строгими, Если, веря странному сну, Вновь уходим с Единорогом мы В неизвестную вам страну.