Синий мир
Шрифт:
– Это больно?
– Конечно! В этом все и дело! – Потом шлепнула его по животу. – Ну что ты, дурачок! От льда мочка занемеет, а иголку я прокалю на огне. – Она вскочила и побежала на кухню. Джон слышал, как она гремит там кусками льда. На полу около кровати, ближе к углу комнаты, сидел Единорог. Проклятый краб выглядел так, словно расплылся в улыбке в предвкушении интересного зрелища.
Дебби вернулась с пластиковой мисочкой, полной кубиков льда, влажным полотенцем и иголкой. Чиркнув спичкой, она подержала иглу над, огнем. Джон в
– Отлично. Поверни голову вот так. Чувствуешь? – ущипнула она мочку.
– Да, – ответил он. – Нет. Погоди. Нет, ничего не чувствую.
– Хорошо. Лежи смирно. Это одна секунда. – Она наклонилась с иглой наготове.
Он вспомнил, что именно так говорил ему дантист за мгновение до того, как боль в дупле коренного зуба чуть не помутила рассудок.
Острие иглы коснулось кожи. Бедра Дебби крепко стискивали ему грудь, мешая дышать.
– Будет немножко больно, – предупредила она, и игла вошла в плоть.
Это, должно быть, и есть любовь.
Слезы покатились из-под зажмуренных век. Он крепко прикусил нижнюю губу.
– Тихо, тихо, – г прошептала она. – Уже почти все. Игла прошла насквозь. Она вытащила ее с другой стороны и приложила к уху холодную влажную ткань, чтобы промокнуть капельки крови.
– Теперь еще раз, – предупредила она. Игла опять вошла в свежесозданное отверстие и осталась в ухе. – Я знаю парня, у которого пять серег в одном ухе. Ты не хочешь парочку?
– Нет! – воскликнул он прежде, чем эта идея могла укрепиться в ее сознании. – Одной вполне достаточно!
– По-моему, ты будешь просто замечательно выглядеть.
Наклонившись так, что волосы стали щекотать его лицо, она аккуратно принялась водить иглой в дырке – туда-сюда.
– Это чтобы отверстие не затянулось. Понимаешь, если оставить так, дырка быстро зарастает. – Она вытащила иглу и откинула волосы за спину. Джон увидел в каждой мочке ее уха по три сережки-гвоздика. Она вынула одну – слева. – Будешь носить эту. Это настоящий алмаз. Сырой алмаз, понимаешь? Но он тоже сверкает, видишь? – Она повертела серьгу перед глазами. Алмаз вспыхнул ярким блеском. Потом воткнула сережку в ухо – еще один уровень боли – и закрепила изнутри маленьким зажимом. – Вот и все.
О Пресвятая Дева Мария, подумал Джон. Кажется, я не кричал.
Она подхватила пальцем слезинку с его щеки и слизнула ее языком. Потом отложила в сторону инструмент пыток и прилегла ему на плечо. Пальцы продолжали поглаживать грудь.
Где-то посреди ночи, когда дождь барабанил в стекло, Джон проснулся и услышал сдавленные, страшные звуки. Она рыдала, повернувшись к нему спиной и уткнувшись в подушку. Он чуть-чуть шевельнулся, и плач тут же оборвался на странной ноте.
Он лежал, ощущая жжение под прикрытыми веками. Дебби Стоун выплакивала свою душу.
Глава 18
Стук в дверь. Очень настойчивый, нетерпеливый. Джон пошел открывать.
На
– Вернулся наконец, блудный сын! Джон, ради Бога, где ты пропадал вчера? Отец Макдауэлл обыскался тебя! – Взгляд Дэррила вдруг замер, и Джон знал почему. – Джон! Скажи мне, что у тебя в ухе?
– Сырой алмаз, – ответил он и вернулся в ванную продолжать прерванное умывание ледяной водой.
Пятница. Восемь утра. Не прошло и получаса, как он вернулся к себе от Дебби.
– О-о, – протянул Дэррил, стоя в дверях. – Отлично. Теперь все ясно. Ты пропадаешь на весь день – и на всю ночь, никого даже не удосужившись предупредить, и вдруг возвращаешься с серьгой в ухе. Не мог бы ты объяснить… – Он запнулся и быстро обернулся через левое плечо. Джон ощутил приступ ужаса, потому что Дэррил неотрывно смотрел в коридор, откуда слышались шаги.
– Отец Ланкастер, – тихо проговорил монсеньер, отстраняя Дэррила. – Вы пропустили нашу встречу, назначенную вчера на десять утра. Я стучал вам в дверь, но не получил ответа, поэтому пришлась просить Гарсию вскрыть ее. Странно сказать, но вас тут не оказалось. Равно как и во всех иных местах, которые я смог проверить. Не могли бы вы просветить меня о том, где вы были?
– Я… – Сердце ухало как паровой молот. Что сказать, когда нет никакого оправдания? Или по крайней мере такого, что могло бы удовлетворить монсеньера. – Я… был у больного друга.
– О-о! – воскликнул Макдауэлл и бросил на Дэррила взгляд, полный издевательского сочувствия. – Джон, оказывается, был у больного друга! Весь день и всю ночь, не сказав ни слова и даже не оставив номера телефона, по которому мы могли бы найти его в случае необходимости. Разве не блестящий образец ответственности? – Он опять уставился Джону в лицо. За его спиной Стаффорд чиркнул пальцем по горлу.
– Мой друг очень нуждался во мне. – Джон почувствовал, как от злости кровь приливает к щекам. Сердце колотилось все так же громко.
– А если мы нуждаемся в вас? Вам известно, что у вас есть обязанности… Что это?!
– Что именно?
– Это! Это! Вот здесь! У вас в ухе! Что у вас в ухе?! От крика Макдауэлла, казалось, могли отвалиться кафельные плитки в ванной. Джон прикоснулся к своей серьге с алмазом. Разумеется, скрыть это не было никакой возможности.
– Снимите! – потребовал Макдауэлл. – Снимите немедленно!
Резкий крик бил по барабанным перепонкам. За этим криком не стояло ни крупицы здравого смысла; это был просто рев быка, увидевшего перед носом красную тряпку. Джон почувствовал, что краснеет еще гуще, от чего выпученные глаза старого быка разгорелись еще ярче. И, глядя в эти холодные, бесчувственные как камень глаза, Джон все с большей отчетливостью понимал, что в житейском потоке его беспрекословного послушания произошел слом, как будто бы упавший в воду кусок скалы закрутил за собой водоворот и нарушил плавное течение дотоле спокойной и безопасной реки.