Синий Шихан (Роман 1)
Шрифт:
Митька бросился обнимать вошедшего Тараса Маркеловича, но тот осторожно его отстранил. Степенно, по-хозяйски отодвинул кресло, повернул его спинкой к письменному столу и, покрякивая, втиснул свое крупное тело между ручек. Широкобородое, скуластое лицо Тараса Маркеловича было суровым, но из-под густых бровей умно и проницательно поблескивали глаза.
Тарас Маркелович смотрел на Митьку строго и выжидательно, словно любуясь его подавленным состоянием, без слов говоря: "Хорош герой".
– Слава богу, что пришел, дядя Тарас. Я сам собирался за тобой
Вместо ответа Тарас Маркелович в упор посмотрел на Печенегову, будто спрашивая: "Когда ты, барынька, перестанешь теребить кисти своего халата и уйдешь отсюда?"
– Пошто, хозяин, родной-то дом мимо проскочил, позволь спросить?
От такого вопроса Митьку передернуло.
– Ладно, Тарас Маркелыч, об ефтом потом потолкуем. У меня своя башка на плечах. Я сам себе хозяин. Ну, заехал!.. Позвали люди добрые, вот и заехал.
– А дальше-то как?
– искоса посматривая на Митьку, спросил Суханов. Как дальше будем жить?
– Да уж как-нибудь проживем, - не поднимая головы, отозвался Митька.
Зинаида Петровна с удовлетворением отметила, что советы ее подействовали, и, по-видимому, этот рыжий казачок еще покажет зубы. Однако чувствовала она себя неловко. Этот старик с хитрыми, медвежьими глазками, как будто не замечающий хозяйки, раздражал ее своей скрытой, внутренней силой. Он как-то невольно заставил ее насторожиться.
– Нам, Митрий Лександрыч, надо поговорить с тобой наедине, - веско произнес Суханов.
– Вы уж извините, хозяйка... Тут дело серьезное, семейное... Может, Митрий, на прииск поедем, там потолкуем?
– Покамест никуда не поеду. Сказывайте... Зинаида Петровна нам не помешает. Ей все известно, - нерешительно произнес Митька, но по его глазам было видно, что ему тоже хочется остаться вдвоем с управляющим.
– Ничего, я выйду, - быстро проговорила Печенегова и, вызывающе тряхнув головой, покинула кабинет.
– Вот что, Митрий, - после минутного молчания начал Тарас Маркелович, - разговор у нас будет, как у отца с сыном, если позволишь.
– Ругайте, дядя Тарас, только поскорее, - мрачно проговорил Митька.
– Из ругани тоже не всегда толк выходит... А тут коротко не отделаешься...
Суханов наклонился, сунул руку за голенище сапога, вытащил измятое письмо, разглаживая его на коленке, продолжал:
– Ты хоть, парень, и ерепенишься, а в жизни-то ты еще несмышленыш... Как жеребенок-стригунок сорвался с прикола - хвост метелкой и пошел по хлебам скакать... Не столько съел, сколько вытоптал. Как ошалелый через голову кувыркаешься... Сам не понимаешь, какого ты наделал изъяну. Делу навредил, мать родную обидел, брата...
– Ты мне, Тарас Маркелыч, про брата не толкуй, - вскипел Митька. Сколько он меня кнутом порол!
– Мало порол, - коротко отрезал Суханов.
– Значит, и ты за этого живоглота заступаешься! А не он ли
Митька гневно топнул ногой и вплотную подошел к управляющему.
– Жить с ним вместе я больше не стану! А прииск делить будем. Вот мое последнее слово. Я инженера привез. Будем с тобой работать, Ивашку из дела вышибу! Я нашел золото. Ты мне будешь хошь за брата, хошь заместо родного отца. Я тебя с ног до головы озолочу!
– Спасибо, хозяин... Но только меня, Митенька, золотить не надо, я уж давно позолоченный... Ты слушай и не перебивай. Сам бывал богат, да не один раз... Только не за богатством гонюсь, а оно за мной по пятам шляется... Бывали такие дела! Золотишке я давно настоящую цену знаю! Мы с отцом не один год в глухой тайге, как звери, жили. Сверкнуло - намыли. Как-то надо было идти семьсот верст по непроходимым местам. Отец не выдержал - умер от голоду и лишений...
И рассказал Суханов Митьке, как он, похоронив отца, чуть живой пришел в ближайший порт на Енисее и сел на пароход "Пермяк".
Восемнадцатилетний золотоискатель прошел прямо в буфет. На нем были огромные, растоптанные валенки, косматая шапка из черного енота. Поставь такого на бахчу заместо чучела - птицы за версту будут облетать.
– Жрать! Да побыстрее!
– прохрипел изголодавшийся Тараска.
– Сию минуточку-с!
– Официант торопливо вытирал тарелки и ставил их на стол; наклонившись к уху, трепетным голосом спросил: - Какими-с платить будете?
– Как какими? Обыкновенно!
– Сунул руку под шубу и высыпал на тарелку, как горох, целую горсть желтеньких "таракашек".
– Всех угощай! Поминки справляю: отца в тайге оставил.
– Пожалста... слушаюсь...
– ворковал официант, гремя бутылками и подносом.
Пили все, начиная с поваренка и кончая капитаном. Пили день, пили ночь и весь следующий день. Допились до того, что капитан разрешил Тараске командовать пароходом.
Тараска знал одну-единственную команду: "Отдать якорь!" - которая и была моментально выполнена.
Под истошные крики "ура" "Пермяк" остановился напротив какой-то деревушки. Разгулье продолжалось. Над рекой висело медноголосое эхо пьяных выкриков и пароходных гудков. Сначала труба лениво дымилась, но к вечеру машина заглохла. На пароходе к этому времени все спали мертвецким сном.
– Что это пароход посреди реки стоит?
– спросили у мужиков приехавшие в деревню стражники.
– Стало быть, надо, коли стоит, - уклончиво отвечали мужики, успевшие побывать на пароходе и угоститься.
Стражники сели в лодку и отправились на пароход - узнать, что случилось.
На палубе раздавались храп и пьяное бормотанье.
– Это што ж такое, а?
– спросили стражники у проснувшегося поваренка.
– Упились вдрызг, - тараща глаза на представителей власти, промычал поваренок.
– Вот он якорь велел отдать, - поваренок указал рукой на Тараску, спавшего полусидя в камбузе.