Синий шихан
Шрифт:
– Дня тебе мало, приперся… Али беда какая стряслась? – ворчал Митька, проклиная старшего брата и его взбалмошный характер. «Житья теперь не даст», – соображал он.
– Выдь, тебе говорят! А то сам зайду и таких плетюганов дам, почешешься…
– Иди, Митя, иди ради истинного бога! Ох, стыдобушка моя! – со страхом, боясь скандала, прошептала Олимпиада.
Нащупав в темноте висевшую на стуле верхнюю одежду, Митька, недовольно посапывая носом, обдумывая свою тайную думу, торопливо оделся и вышел на улицу.
По дороге, ведя коня в
– Его, дурака, женить собираются, а он по вдовушкам шаманается.
– А тебя что, завидки берут? – огрызнулся Митька.
– Как потом жене-то в глаза смотреть будешь? Думаешь, не узнает?
– Глазами буду глядеть. Говори, чего встревожил?
– В нашем теперешнем положении надо тебе, дураку, серьезность иметь, а ты баранки на веревочке таскаешь к Липке Лучевниковой!
– Перестань комедианничать. Тоже, подумаешь, замаялся…
– Дело говорю дураку и добра желаю!
– Не надо твоего добра, своего девать некуда…
– Тебе старший брат говорит. Не перечь!
– Ох же и надоел!.. Скажешь, зачем позвал, а то назад вернусь, – заявил Митька, укорачивая шаг.
– Мать ночи не спит! Ты ефти шашни с Липкой брось, всурьез говорю, – отрезал Иван, подбадривая поводом устало шагающую позади лошадь. Он только что приехал с прииска. Увидев, что мать ругается и плачет, поехал разыскивать брата.
– И не подумаю, – упрямо проговорил Митька. – Может, я с ней под венец желаю встать? Ты, Иван, Липу не тронь! Сам я завязал узелок, сам и развяжу… А ту чернявенькую цыганку, ежели хочешь, сам бери, мне не нужна…
– У тебя башка трухой набита…
– Брось меня срамить! Ты что в самом деле? А то, ей-богу, схвачу камень и трахну куда попало! Сколько дней в грязище копался, сколько золота накопал, и опять я дурак. Да что на самом деле!..
Не миновать бы драки, но Иван, видя, что он переборщил, быстро переменил тон:
– Да ить у меня душа за тебя болит! Не хочешь Батурину? Ну и шут с ней! С нашим-то капиталом княгиню можно высватать!.. Ну чем тебя эта приворожила? Лицом и фигурой видная?
– И лицом и всем берет… Эх, Иван, ничегошеньки ты не знаешь… – Митька сдвинул на затылок фуражку и тяжело вздохнул. – Мне теперь хоть раскнягиня будь, я с той буду жить, а об ефтой думать али бегать к ней… Наперед знаю…
– Ну, уж оставь, брат… Чтобы мы, Степановы, полюбовниц завели? Срамно, брат!
Иван, чувствуя фальшь в своих словах, замолчал. Уже дома Митька за бутылкой вина напомнил ему:
– Значит, в князья хочешь меня определить? Интересно… Князь Митрий Лександрович Степанов! Вот история, а? Вчерась кизяки на станке делал, а седни князь… Подать ишо вина, князь велит! – Митька напыщенно выпятил грудь и взъерошил рыжие волосы.
В конечном счете все свелось к шуткам. Братья похохотали от радостного ощущения великой силы богатства и легли спать. А утром, позавтракав, подседлали коней и поехали на прииск, чтобы участвовать при крупном съеме золота на Родниковской
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
После разговора за бутылкой вина братья как будто примирились, но Митька понимал, что уломать родственников на его свадьбу с Олимпиадой будет трудно. А Митька уже не мог отказаться от Олимпиады. Не мог он забыть ее горячие ласки.
Однажды Митька уже заявил матери о своем намерении жениться на Олимпиаде. В доме поднялся такой ералаш, что хоть хватай веревку и лезь в петлю. Мать за икону – и проклинать. Сноха Аришка – нос кверху, о невестке слышать не хочет, разделом хозяйства грозит, и Иван на ее руку тянет.
Все произошло накануне престольного праздника. Иван предложил поехать на Ярташкинские хутора невесту смотреть, а Митька уперся. Пришел на конюшню к Микешке, сел на ларь и чуть не со слезами:
– Что мне делать, Микешка?
– Ежели такое дело, – выслушав его, заговорил Микешка, – я бы на твоем месте разом все прикончил…
– Как прикончить, научи! – попросил Митька.
– Пошел бы к отцу Николаю, договорился… и темной ночкой обвенчался… Что у тебя, денег нет?.. Заплатишь хорошенько…
– Ну, положим, есть у меня полсотни рублев… А больше Ивашка не даст…
– Какой же ты тогда хозяин?.. На золоте сидишь, а в кармане полушка, – сказал Микешка, не подозревая, какого жаркого огонька он подбросил в Митькино сердце.
– Я покажу, кто здеся хозяин, – пригрозил Митька.
Вечером он незаметно пробрался в дом попа. Отец Николай собирался спать. В длинной ночной рубахе стоял перед зеркалом и расчесывал густую с проседью бороду. Из другой комнаты выглянула черноволосая, с насмешливыми, такими же круглыми, как у отца, глазами девочка и с дерзким любопытством осмотрела голубой Митькин чекмень и рыжие кудри.
– Лидуха-галчонок, кшы спать, – увидев в зеркало ее улыбающееся личико, сказал отец Николай.
«И правда, на галчонка смахивает», – подумал Митька.
Он надул щеки. Девочка потешно сморщила нос и, показав забавному гостю язычок, шмыгнула за дверь. Это развеселило Митьку. Разумеется, в то время никому и в голову не могло прийти, что из этой девочки впоследствии выйдет известная русская писательница.
– Я к вам по делу, отец Николай, – откашливаясь в кулак, проговорил Митька.
– Что за дело в такой поздний час?
– Мне обвенчаться надо, да так… ну, как говорится, и все такое.
– В добрый час, хоть завтра, – зевая, ответил отец Николай.
– Тут такое дело, украдкой надо. – Митька сбивчиво рассказал всю свою историю.
– Не годится без согласия-то родителей.
– А ежели, скажем, она в положении? – соврал Митька. – Как же я могу дите свое оставить?
– Это, брат, похвально. Ничего не могу сказать… Значит, дурак Ванька на золоте помешался?.. А с матерью я потом сам поговорю… Приходите… Совет да любовь… Только жить где будете?