Синий жасмин
Шрифт:
Тюркейя надула губы.
— Ты, братец, слишком долго торчишь в своей пустыне и отстаешь от моды. А здесь, в городе, девушки предпочитают выглядеть шикарно.
— Шикарно? — Касим насмешливо улыбнулся. — Сурьмой, белилами и румянами пользовалась Клеопатра. — Он стер пальцем мушку со скулы Тюркейи. — Сестричка моя, чтобы стать привлекательной, тебе совсем не нужны уловки нильской танцовщицы.
— Как ты жесток, Касим! — Девушка легонько шлепнула его по загорелой щеке. — На месте Лорны я бы тоже сбежала от тебя!
Его глаза, вспыхнувшие было гневом, засияли восторгом при виде Лорны:
— Как там твой отец? — спросила Лорна.
— Похоже, силы к нему возвращаются; он смог поговорить о том, что его беспокоило.
— Ах, Касим, как он хотел, чтобы ты вернулся домой! — Тюркейя погладила брата по широкому плечу. — Ты должен пообещать, что никогда больше не уедешь.
Он смотрел вдаль поверх головы сестры, и Лорна одна заметила тень, набежавшую на его лицо и омрачившую желтоватые глаза. Ее поразило, что Касим мог быть таким грустным. Да, утолить его тоску по пустыне ей вряд ли удастся; именно пустыня его главная любовь, а она, Лорна, — так, всего лишь эпизод в его жизни…
Тюркейя еще около часа развлекала их милым щебетом, а потом ушла, и обедали они вдвоем. Как и в шатре, обед подавал Хасан, вернувшийся в Сиди-Кебир вместе с хозяином.
— Ты уже немного осмотрела дворец? Он тебе понравился? — Касим произносил слова с видимым усилием.
— Дворец словно из «Тысячи и одной ночи», — ответила девушка. — Будь он моим домом, я бы как зеницу ока берегла все эти старинные прелестные вещицы.
Касим бросил быстрый взгляд, но ничего не сказал, и Лорна даже обрадовалась, когда трапеза, наконец, подошла к концу.
— Хочешь подняться на террасу и полюбоваться городом при лунном свете? Он помог ей встать, и снова Лорне было мучительно-сладко ощутить его близость после целого дня разлуки.
— Очень хочу, — откликнулась она. Продолжая обнимать девушку, он вопросительно глядел в ее глаза.
— Я принесу тебе плащ. Под нашим солнцем очень жарко, а вот при луне холодно.
Затем прошел в соседнюю комнату, а Лорна осталась ждать, полная неуверенности относительно собственной участи. Там, в пустыне, она познала с ним и ад и рай… Но те страдания не могли идти ни в какое сравнение с нынешним мучительным пребыванием в его отчем доме. Лорна огляделась, словно старалась найти стройную женщину, тень которой продолжала витать в этих комнатах, и увидела Касима, подходившего к ней. Он набросил на ее плечи плащ из плотного глянцевитого шелка такого же серебристого оттенка, как и лунный свет, полюбоваться которым и хотел вместе с Лорной.
Через дверь со статуями по бокам они вышли из покоев и по крытой галерее прошли на узкую винтовую лестницу, которая вела на крышу и с которой были видны все тайные закоулки Сиди-Кебира.
Бледный свет молодого месяца, казалось, усиливал ночное безмолвие. Далеко внизу лежали обнесенные стенами садики, и узкие улочки, петляя, спешили к центру города. Воздух был насыщен какими-то пряными ароматами… Откуда-то доносилась арабская мелодия, тоскливая, как, наверное, и тысячу лет назад, и этой своей вневременностью еще более усиливала колдовские чары лунной ночи.
— Небо похоже на черный с серебром гобелен, — прошептала Лорна, под воздействием
— В твоих волосах запутался лунный свет, — тихо произнес Касим. — Ты тоже часть этого гобелена и этой тайны.
Его дыхание шевелило ей волосы; хотелось положить голову ему на плечо и умолять о взаимной любви.
Если б только он любил ее!.. Какой чудной тогда стала бы ночь, каким безопасным — будущее.
— Завтра я отведу тебя к эмиру. — Рука Касима коснулась ее плеча. — Он пожелал видеть тебя.
Лорна затрепетала от страха. А что если эмир станет высказываться против ее присутствия во дворце? Если все-таки велит Касиму отослать ее? Касим ведь намекал, что этот человек обладает абсолютной властью, да и Тюркейя говорила о нем скорее с преклонением, чем с дочерней любовью.
Взглянув еще раз на залитый лунным светом город, она вспомнила, как сама любила отца. Тот был бы в восторге от такого города, как Сиди-Кебир, и с радостью писал бы его минареты и купала.
Девушка повернулась к Касиму и обратила внимание, что лицо его приняло суровое выражение. На уме у него явно было что-то такое, чего он не хотел говорить.
— Наверное, мне следовало все-таки выбрать возвращение в Ираа, произнесла она. — Не хочу осложнять тебе жизнь, Касим. Особенно теперь, когда твой отец болен.
— У тебя нежное сердечко, Лорна. — Он обнял ее и прижал к зубчатой стене. — Но я не настолько бессердечен, чтобы отпустить тебя, не возместив убытка за твое похищение и не искупив этот грех.
— Возместить?.. Грех?.. — прошептала Лорна, не понимая, чье сердце так яростно бьется. Даже лучик не мог бы проскользнуть между ними, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и ночной ветерок вздымал ее волосы легким облачком.
— Завтра… — Касим не отрываясь смотрел ей в глаза. Завтра ты все узнаешь, малышка.
Глава 13
Лорна, осторожно сбежав по лестнице, оказалась в дворцовом саду. Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина. Девушке захотелось побыть одной.
Пройдя через арочную дверь и аркаду, она вышла к кустам роз влажным от росы. Полной грудью вдохнула прохладный чистый воздух, напоенный нежным ароматом, пошла вперед., и скоро заблудилась среди деревьев, то высоко в небо возносивших шапки темно-красных цветов, то опускавших до земли гирлянды пахучих гроздьев.
Девушка бродила в лабиринтах жасминовых кустов и во дворцах из пальм и кипарисов; мельком видела павлина с сияющим сине-зеленым хвостом. Войдя в небольшое патио, [60] помедлила у восхитительного фонтана, устроенного в виде лестницы из чаш, в которых вода переливалась из одной в другую, создавая несколько водопадиков. Потом, утомившись, опустилась на резную скамью и сидела так тихо, что птички безбоязненно подлетали к фонтану напиться и почистить перышки.
60
Патио — внутренний дворик, иногда крытый.