Синопский бой
Шрифт:
— Шесть вымпелов, ваше превосходительство, — сказал он, не отнимая трубы от глаз, а Корнилов подхватил с живостью:
— Ну вот! Шесть, действительно шесть! Мне и самому так казалось, только я боялся ошибиться… Шесть и должно быть у адмирала Нахимова: «Мария», «Чесма», «Храбрый», «Ягудиил», затем «Кагул» и… и, по-видимому, «Коварна», а бриг «Язон», может быть, послан охотиться за турецкими каботажными…
— Сейчас штиль, ваше превосходительство, — осторожно напомнил Бутаков, стоявший около и тоже глядевший на эскадру в свою трубку.
— Я вижу, что штиль.
— Наш ли? — усомнился Бутаков, повернув свою трубу в сторону дымка.
Он был в очень неловком положении. Вечером ему казалось, что он отлично понял намек своего начальника вести «Владимир» к Пендерекли, и он добросовестно вычислял, где в тот момент находился его пароход, чтобы не случилось ошибки.
Ошибки не случилось как будто, однако адмирал, показывая в сторону Пендерекли, говорит: «Амастро», — и доказательство этого налицо: эскадра Нахимова к востоку от Амастро, где она и должна была стоять теперь, в мертвый штиль, и пароход, который держит курс на Севастополь, не может быть никаким другим, только «Бессарабией», но все-таки…
— Мне кажется, что это не «Бессарабия», — сказал он, однако, не очень уверенно.
— Вам кажется? — несколько иронически подхватил Корнилов. — Хорошо, сейчас мы это узнаем… Полный ход — и за ним!.. К Павлу Степанычу мы всегда успеем, а если вы открыли, что это турок, тем лучше! А вы что думаете насчет этого парохода? — обратился Корнилов к Железнову.
— Мне бы не хотелось, чтобы это была «Бессарабия»… Я предпочел бы турка, ваше превосходительство, — политично ответил Железнов, который не мог ничего разобрать, кроме полоски дыма повыше и другой, более плотной, полоски судна пониже.
— Он предпочел бы! — весело отозвался Железнову Корнилов. — Я сам предпочел бы это! Попробуем сблизиться, узнаем…
И «Владимир» пошел за уходившим к югу пароходом, отставив в сторону эскадру из шести вымпелов. А между тем именно то, что так жадно хотел встретить в открытом море Корнилов, стояло перед его глазами: эскадра эта была не Нахимова, а старого турецкого адмирала Османа-паши, такого же участника Наваринского боя, как и сам Корнилов, и Нахимов, и Истомин… В его эскадре было пять фрегатов и корвет.
VI
Полчаса самого быстрого хода, какой только могла развить четырехсотсильная машина «Владимира», — и стало возможно уже разглядеть трубу и мачты парохода, за которым гнались. Однако теперь и Бутаков не говорил уверенно, что это не «Бессарабия»: если эскадра оказалась нахимовской, если вместо Пендерекли «Владимир» вышел к порту Амастро, то, разумеется, пароход мог быть и «Бессарабией».
Но «Бессарабия» имеет всего двести двадцать сил, так что особого труда не будет догнать ее или по крайней мере подойти к ней настолько,
Корнилов почти безотрывно наблюдал рангоут парохода и трубу его, которые становились все отчетливей, но ходом «Владимира» он был недоволен. Он волновался. Несколько раз срывалось у него с языка разочарованно:
— Неужели это в самом деле «Бессарабия»?.. Какая досада!
Но прошло еще три четверти часа, и он сказал Железнову:
— Ага, нас там заметили, наконец!.. И, кажется, принимают за турок! Смотрите!
Железнов взял корниловскую трубу и воскликнул:
— Меняют курс к берегу! Вот так умницы!
— Прикажете, ваше превосходительство, идти на пересечку? — спросил Бутаков.
— Разумеется! И поднять опознавательный сигнал, — приказал Корнилов.
Ясно было, что с того парохода так же точно наблюдали за «Владимиром» и оставались в недоумении, чей это пароход.
Со стороны эскадры в шесть вымпелов, оставшейся довольно далеко уже позади, никакого вмешательства в действия пароходов не могло быть: стоял по-прежнему штиль. И когда минут через двадцать преследуемый «Владимиром» пароход снова повернул в море, Железнов решил:
— «Бессарабия»! Разглядели, что мы свои… Опознавательный сигнал помог…
На лице Корнилова сквозило явное неудовольствие, и он проговорил сердито:
— Черт знает что! Отчего же они видят сигнал и не отвечают?.. Григорий Иваныч! Прикажите поднять русский флаг!
Бутаков бросился исполнять приказ, и результаты сказались вскоре: пароход вдруг пошел назад, навстречу «Владимиру», но… поднятый на нем флаг был турецкий.
— Вот вам и «Бессарабия»! — торжествующе обратился Бутаков к Железнову.
Он мог торжествовать не только потому, что, усомнившись в самом начале, оказался теперь совершенно прав, но и потому также, что торжественно было и лицо Корнилова. Не то чтобы мелко радостно, а именно торжественно: перед ловцом появившись, сам на ловца бежал зверь…
Однако бежал он недолго: разглядев русский флаг, там круто повернули снова назад. Но этот маневр был уже бесполезен: еще несколько минут, и «Владимир» подошел к турецкому пароходу на пушечный выстрел.
По знаку Корнилова этот выстрел и был сделан, — ядро шлепнулось около самого носа парохода… Вдруг пароход, стоявший к «Владимиру» левым бортом, окутался пороховым дымом, блеснули желтые огоньки, раздался грохот орудий… Огоньков насчитано было пять: пароход оказался десятиорудийным.
«Владимир» имел небольшое преимущество: всего на одно орудие больше, — но из его пушек три было пексановских, 68-фунтовых, так что сила его залпа значительно превосходила силу залпа турецкого парохода. Однако капитан этого парохода не спустил флага, как ожидал Корнилов, он решил сражаться.
Как узнали потом, он был черкес родом, мамелюк адмирала египетского флота, Саида-паши, человек мужественный, уже немолодой.
На залп его парохода ответил залпом «Владимир», и ядро сбило флагшток с турецким флагом, но тут же проворно поднят был новый флаг.