Синьор президент
Шрифт:
Чабелона услышала оркестр, очнувшись от короткого забытья. Темно. Это сеньорита Камила подкралась сзади на цыпочках и закрыла ей глаза ладонями.
– Пусти, Камила! Все равно знаю… – бормотала она, поднося руки к лицу, чтобы отнять от век пальчики сеньориты – очень уж больно они нажимали.
Ветер катил по улице кукурузные початки звуков. От музыки и от темной повязки на глазах (как будто играешь в жмурки!) вспомнилась школа, где она училась грамоте, там, в Старой Деревне. Прыжок через годы, вот она большая, сидит под манговыми деревьями, и еще потом, позже, опять прыжок, едет в
Жена Родаса, Федина, нашла ее в патио – голова в крови, волосы растрепаны, платье разорвано. Она отбивалась от мух, которых невидимые руки кидали ей горстями в лицо. Увидев Федину, она закричала от ужаса и кинулась в комнаты.
– Ой, бедная, несчастная! – шептала Федина.
Под одним из окон, на полу, она увидела письмо генерала к брату Хуану. Он поручал ему Камилу… Федина не дочитала – очень уж страшно кричала Чабелона, как будто зеркала кричат, и битые стекла, и вспоротые кресла, и взломанные комоды, и сорванные портреты – и потом, надо убираться, пока не поздно. Она отерла пот сложенным вчетверо платком, который нервно комкала пальцами в дешевых кольцах; сунула письмо за пазуху и поспешила к дверям.
Поздно. Какой-то офицер грубо схватил ее. Дом окружен солдатами. В патио кричала служанка – мухи довели.
Лусио Васкес, который по настоянию трактирщицы и Камилы наблюдал за происходящим с порога «Тустепа», онемел от страха. Схватили жену Родаса, его приятеля, того самого, кому он сегодня выболтал спьяну про арест генерала.
– Ну и дела! – воскликнула трактирщица, появляясь в дверях в ту самую минуту, когда схватили Федину.
К трактиру подошел солдат. «Генеральскую дочку ищут!» – подумала хозяйка, холодея от ужаса. То же самое подумал Васкес, и волосы на голове у него зашевелились. Но солдат просто сказал, чтобы закрывали. Они затворили дверь и припали к щелям.
Оказавшись в темноте, Васкес приободрился и полез было к хозяйке, будто со страху. Однако она, как обычно, не далась. Чуть не прибила.
– Ух ты, недотрога!
– Ну, ну! Еще чего! Лезет тоже! Вот, говорила я тебе сегодня, эта дура раззвонила, что генеральская дочка…
– Тише ты, услышат! – перебил Васкес. Они перешептывались, пригнувшись к дверным щелям.
– Да ладно, я тихо!… Так вот, я говорю, эта дура всюду звонила, что, мол, генеральская дочка у нее обещалась сынка крестить… Ты сбегай за Хенаро, он уж ей покажет!
– Ладно! – сказал Васкес, с трудом отхаркивая клейкий комок, застрявший в глотке.
– Ты мне грязь не разводи! Тьфу, гадость какая! Чему тебя только учили?
– Подумаешь, какая нежная!
– Тш-ш-ш!…
В эту минуту военный прокурор выходил из экипажа.
– Прокурор… – сказал Васкес.
– Чего
– Генерала забирать…
– Ну и расфуфырился! Фу-ты ну-ты!… Для генерала, что ли?
– Много знать хочешь, доиграешься! А нарядный он такой потому, что отсюда к Президенту отправится.
– Вот счастье людям!
– Лопни мои глаза, если генерала не забрали!…
– Так его и заберут!
– Да молчи ты!
Прокурор вышел из кареты. Шепотом передали приказ, и капитан направился к дому во главе небольшого отряда. В одной руке сабля, в другой – револьвер, совсем как на картинках про русско-японскую войну!
Через несколько минут – перетрусившему Васкесу они показались часами – офицер вышел из дома и подошел к прокурору. Он был очень бледен и явно встревожен.
– Как?… Что?… – заорал прокурор.
Слева офицера с трудом выпутывались из складок учащенного дыхания.
– Как?… Как?… Как это так – убежал? – орал прокурор. Дне вены торными вопросительными знаками вспухли у него на лбу. – Как… как… как это так – ограбили дом?…
Он бросился к двери, офицер – за ним. Окинул мгновенно все взглядом и выскочил на улицу, гневно сжимая жирной рукой эфес шпаги. Он побледнел так, что губы стали цвета мушиного крыла, как его усы.
– Как он ушел, вот что я хочу знать! – заорал он. – Срочно приказ! Для чего телефон выдуман? Чтобы ловить государственных преступников! Вот сволочь старик! Поймаю – повешу! Не хотел бы я быть в его шкуре.
Взор прокурора упал на Федину. Офицер и сержант почти силой притащили ее туда, где он орал.
– У, с-сука!… – сказал он и, не отрывая от нее глаз, прибавил: – Она у нас заговорит! Лейтенант, возьмите десять солдат и отведите ее куда следует. В одиночную!
Неподвижный крик заполнял пространство – скользкий,
раздирающий, страшный.
– Ой, что они там делают? Распинают его, что ли? – скулил Васкес.
Крик Чабелоны все острее впивался ему в грудь.
– Его! – передразнила хозяйка. – Не слышишь, это баба? Думаешь, все мужчины такие писклявые?
– Да брось ты!…
Прокурор приказал обыскать соседние дома. Группы солдат под командой унтер-офицеров отправились в разные стороны. Они осматривали дворы, дома, службы, беседки, колодцы. Взбирались на крыши, шарили под кроватями, под коврами, в шкафах, в комодах, в чемоданах, заглядывали в бочки. Не отпирают – дверь выбивали прикладом. Собаки заходились от лая. прижавшись к бледным своим хозяевам. Лай хлестал из домов.
– Сейчас сюда явятся! – с трудом проговорил Васкес.
– Ну и влипли мы!… Было бы за что, а то по глупости…
Хозяйка побежала к Камиле.
– Вот что, – сказал Васкес, – пускай она лицо закроет да уходит отсюда.
И, не дожидаясь ответа, попятился к дверям.
– Постой! Постойте-ка! – громко зашептал он. взглянут в щелку. – Прокурор другой приказ дает, отменили обыск. Слава тебе господи!
Хозяйка кинулась к двери – посмотреть своими глазами, очень уж Лусио радуется!
– Вон тебе твой распятый!… – шептала она.
– Кто это, а?
– Служанка ихняя. Сам не видишь? – И, увернувшись от жадных рук Васкеса: – Тихо ты! Тихо! Тихо, говорю! Ну тебя совсем.