Синтия
Шрифт:
— Как же я могу наслаждаться, когда каждый съеденный здесь кусочек для тебя как раскалённый свинец?
— А! Какая теперь разница. Ты лучше скажи, где может быть эта самая Синтия Брендон? Она разгуливала на днях в Центральном парке с новым королём мафии.
Люсиль посмотрела на меня по-матерински встревоженно, и я рассказал ей всё до конца. Потом она заказала ланч. Пока мы ели, она обдумывала услышанное. Как большинство умных женщин, она стала изыскивать наивные способы заставить меня почувствовать себя интеллектуально выше неё.
— Харви, где училась Синтия? — спросила она меня.
— «Энн Бромли», маленький колледж в штате
— Она получила диплом?
— Ни в коем случае. Она ушла. Её не осмеливались отчислить из уважения к папиным денежкам, а она не хотела учиться.
— Почему они хотели её отчислить?
— Потому что она хотела положить конец расовой сегрегации в колледже. Ещё в первый год пребывания там она притащила пять негритянок, заплатила за их обучение и потребовала, чтобы их зачислили в колледж. Там всех чуть удар не хватил. Она угрожала всё рассказать газетчикам, но они призвали её старика, и ему удалось её утихомирить.
— О! Ты знаешь, Харви, мне начинает нравиться эта твоя Синтия. Небось, были толки да пересуды насчёт её увлечения марихуаной?
— Откуда тебе это известно?
— Такая, как она, не могла не попробовать наркотиков. У тебя есть её фотографии?
Я вынул фотографии и показал Люсиль.
— У меня есть кое-какие смутные догадки, — сказала она, наконец. — А потом завтра мы берём велосипеды и едем кататься в Центральном парке. Ты катаешься на велосипеде?
— Ещё как! Но кого мы там увидим — Синтию под ручку с Валенто Корсика?
— Может, мы будем просто вдвоём. В конце концов, завтра воскресенье. Разве ты не имеешь права взять выходной?
Вместо того, чтобы как следует выспаться, подобно всякому цивилизованному человеку, я начал утро с завтрака в зоопарке с Люсиль. Она не из тех, кого можно назвать крошкой — в мисс Демпси пять футов семь дюймов роста и сто тридцать фунтов веса, а потому она съела порцию овсянки, два яйца, четыре куска бекона, два тоста, запив это двумя чашками кофе. А перед этим выпила стакан апельсинового сока. Я наблюдал за всем этим буйством с чувством ужаса и зависти. Мой завтрак состоял из чашки чёрного кофе.
— Тебе сразу же стало бы легче на душе, — сказала Люсиль, — если бы ты плотно позавтракал. Завтрак — главная еда дня.
— Об этом неустанно твердила мне мама.
— И она была абсолютно права.
— Неужели тебе никто не говорил, что худший способ завладеть мужчиной — это сообщать ему, что его мать была права.
— Я совершенно не убеждена, что стараюсь завладеть тобой, Харви. То, что я испытываю к тебе определённые нежные чувства, вовсе не означает, что я всерьёз намереваюсь выйти за тебя замуж. У тебя есть с собой фотографии Синтии?
— А что?
— Дай мне одну.
— Сейчас?
— Ну да! Ты вечно задаёшь банальные вопросы.
Я протянул ей фотографию Синтии. Люсиль положила её в сумочку и быстро завершила бесконечный завтрак. Мы отправились к лодочной станции, где дают на прокат и велосипеды. Погода в этот день резко улучшилась — утро выдалось холодным, но солнечным, а поскольку, благодаря указу мэра, машинам в парке появляться запрещено, воздух был чистый и прозрачный как хрусталь. На Люсиль была шерстяная юбка и белый свитер с высоким воротом. Для тех, кто не знал её характера, она казалась очаровательной. Фигура у неё была умопомрачительная, хотя она плотно ела три раза в день. Она не делалась
— Зачем тебе фотография? — спросил я. — Неужели ты думаешь, что она ещё разгуливает по парку с графом Гамбионом де Фонти, он же Валенто Корсика.
— Потерпи и всё скоро узнаешь.
— А зачем велосипеды?
— Для забавы, Харви. Разве это не забавно? В нашей жизни не так уж много по-настоящему забавного. Есть и ещё одна причина. На велосипедах мы приедем прямо на Тусовку.
— А это что такое?
— Потерпи, узнаешь.
За лодочной станцией мы стали в очередь. Молодые, старые и люди средних лет жаждали поскорее получить на прокат велосипеды. В такой обстановке трудно было сохранить депрессию. Я понял, что сам факт нахождения в парке в воскресный день резко поднимает настроение. Нам выдали очаровательные английские велосипеды с ручными тормозами, и уже через несколько минут мы крутили педалями по Ист-драйв, направляясь на север.
— Раз уж мы здесь оказались, — сказала Люсиль, — то мы можем заехать на Овечий луг с запада.
— И что тогда? — полюбопытствовал я.
— Тогда мы окажемся на Тусовке.
— Что такое Тусовка?
— Это то, что делают люди, когда сердца их наполнены радостью, а не ненавистью. Харви, ты слишком стар и циничен, а потому я ничего не стану тебе растолковывать. Скоро сам увидишь.
К тому времени мы уже въехали на холм за музеем, и снова двинулись на север. За всю мою взрослую жизнь мне не случалось раскатывать на велосипеде по Центральному парку так, чтобы вокруг не было ни одной машины. Я поблагодарил нашего мэра и бросился догонять Люсиль. Она была в лучшей форме, — во-первых, потому что её не тревожили тягостные раздумья, и во-вторых, из-за всех этих овощей, которыми она питалась. К тому моменту, как мы оказались в районе 110-й улицы, я был вынужден попросить её умерить пыл.
— Как же мы углядим Синтию, если выдаём полсотни миль в час?
— Харви!
— Давай взберёмся на этот холм пешком, — чтобы не утратить навыков ходьбы. Ведь потом всю неделю мне придётся ходить пешком.
Но когда мы миновали северо-западную часть парка и, сделав поворот, оказались на Вест-драйве и двинулись в обратном направлении, у меня открылось второе дыхание, и я почувствовал, что мне дышится намного лучше, чем когда-либо до этого. Мы спустились по пологому холму к 72-й улице, потом ещё проехали немного вверх по другому холму по направлению к Овечьему лугу, а затем спешились и двинулись на своих двоих. К Овечьему лугу с разных сторон стекались люди: в основном молодёжь, мальчики и девочки держались за руки, улыбались, и вид у них был вполне раскованный.
Кое-кто из молодых людей носил бороды, кое-кто из девиц был облачён в нечто вроде кимоно. В них было что-то от битников, и у каждого — в петлице, в руке, в волосах — был цветок. У некоторых цветы были нарисованы на щеке. Они двигались к площадке, где уже собралась добрая тысяча таких, как они.
— Это и есть Тусовка? — спросил я Люсиль.
— Угадал, — отвечала она.
Кое у кого на площадке были музыкальные инструменты, в основном барабаны, и ребята выбивали дробь. Получалось нечто похожее на «Бананан». У некоторых из собравшихся были плакатики. На одном было написано: «Любить — да, ненавидеть — нет!», на другом: «Любовь — это всё».