Синяя лилия, лиловая Блу
Шрифт:
Персефона просто смотрела на него.
В его голове Гэнси дрожал и брыкался, покрытый кровью. Только теперь это было лицо Ронана... Ронан уже умирал, Гэнси собирался умереть... Где-то, когда-то. Такое происходило?
Он не хотел знать. Он хотел знать.
— Тогда скажи мне! — воскликнул он. — Скажи мне, что сделать!
— Что ты хочешь, чтобы я сказала?
Адам отскочил от кресла так быстро, что оно бешено раскачивалось без него.
— Скажи мне, как его спасти!
— На какое время? — поинтересовалась
— Хватит! — сорвался он. — Хватит! Прекрати быть такой... такой... широких взглядов! Я не могу смотреть на большую картинку всё время, или в чём там смысл? Просто скажи, как мне удержаться и не убить его!
Персефона задрала голову.
— Что заставляет тебя думать, что его убьёшь ты?
Он уставился на неё. А потом направился внутрь магазина за ещё одной вишнёвой колой.
— Жажда? — спросила кассир, когда Адам протянул ей деньги.
— Другая была для моей подруги, — ответил Адам, хотя не был уверен, что кто-нибудь был другом Персефоны.
— Твоей подруги? — переспросила кассир.
— Вероятно.
Он вернулся наружу и обнаружил крыльцо пустым. Его кресло-качалка всё ещё немного раскачивалась. Другая вишнёвая кола стояла рядом.
— Персефона?
С внезапным дурным предчувствием он бросился к креслу-качалке, в котором она сидела. Опустил руку на сидение. Холодное. Опустил руку на сидение своего кресла. Теплое.
Он вытянул шею, чтобы посмотреть, не вернулась ли она в машину. Пусто. Парковка была безмолвной; даже птицы исчезли.
— Нет, - выдохнул он, хотя никого не было, кто бы мог услышать. Его разум – разум, любопытно переделанный Энергетическим пузырём – лихорадочно собирал всё, что он знал и чувствовал, всё, что Персефона говорила, каждый момент с тех пор, как он приехал.
Солнце заползло за деревья.
— Нет, — повторил он.
Кассир стояла у двери, закрываясь на ночь.
— Подождите, — сказал Адам. — Вы видели мою подругу? Или я пришёл сюда один?
Она приподняла одну бровь.
— Извините, — произнёс он. — Знаю, как это звучит. Пожалуйста. Я был один?
Кассир колебалась, ожидая розыгрыша. Затем кивнула.
Сердце Адама казалось бездонным.
— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном. Пожалуйста, мадам. Всего на секунду.
— Зачем?
— Произошло кое-что ужасное.
Глава 41
— Я здесь, — сказала Блу, влетая в дверь Фокс Вей 300. Она была потной, раздражённой и нервной, разрывающейся между надеждой на ложную тревогу и надеждой, что это было достаточно важным, чтобы оправдать её просьбу отпустить со смены в «Нино».
Кайла встретила её в коридоре, когда Блу бросила сумку у двери.
— Иди и помоги Адаму.
— А что с Адамом?
— Ничего, — огрызнулась Кайла. — Всё как обычно. Он
Они добрались до гадальной. Адам сидел внутри во главе гадального стола. Он был очень неподвижен, а глаза его были закрыты. Перед ним стоял чёрный шар для прорицаний из комнаты Моры. Свет исходил всего от трёх свечей. Желудок Блу отреагировал чем-то неприятным.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказала она. — В последний раз...
— Знаю. Он сказал мне, — отрезала Кайла. — Но он готов рискнуть. И нас здесь трое.
— Почему он ищет Персефону?
— Он думает, что с ней что-то случилось.
— Где она? Она не сказала тебе, куда ушла?
Кайла наградила Блу испепеляющим взглядом. Ну, разумеется. Персефона никогда ничего не говорила.
— Понятно, — вздохнула Блу.
Кайла закрыла двери гадальной за собой и указала Блу сесть рядом с Адамом.
Адам открыл глаза. Она не очень понимала, о чём его спрашивать, а он просто чуть качнул головой, будто был зол на себя или на Персефону, или на весь мир.
Кайла села напротив и взяла Адама за руку. Она приказала Блу:
— Возьмись за другую. Я буду для него точкой опоры, а ты его усилишь.
Блу с Адамом обменялись взглядами. Они не держались за руки со времени их разрыва. Она скользнула ладонью по столу, и он переплел свои пальцы с её. Осторожно. Не надавливая.
Блу сомкнула свои пальцы вокруг его руки.
Адам сказал:
— Я...
Он умолк. Он смотрел краем глаза в шар для прорицаний, куда-то не в его центр.
— Ты что? — поинтересовалась Кайла.
Он закончил фразу:
— Я вам обеим доверяю.
Блу сжала его руку чуть сильнее. Кайла ответила:
— Мы не дадим тебе упасть.
Шар переливался чернотой, и он заглянул в него.
Он смотрел и смотрел, свечи мерцали, а Блу почувствовала точное мгновение, когда его тело высвободило душу, потому что у свечей появились странные отражения, а его пальцы обмякли в её руке.
Блу пронзительно посмотрела на Кайлу, но Кайла осталась сидеть как сидела, его легкая рука лежала в её загорелой ладони, её подбородок был приподнят, а глаза настороженно смотрели на Адама.
Его губы шевельнулись, словно он что-то бормотал, но беззвучно.
Блу подумала о том, как она усиливала его прорицание, заставляя его всё больше углубляться. Адам теперь блуждал, странствовал вне своего тела, разматывая клубок нитей, который связывал его с телом. Кайла повисла на этих нитях грузом, но Блу их разматывала.
Брови Адама нахмурились. Губы раздвинулись. Его глаза были совершенно чёрными – чёрным зеркальным отражением шара. Время от времени три искривленных язычка пламени, отражённые в шаре, появлялись в его зрачках. Только то два из трёх отражались в одном глазу, а последний – в другом, то все три в одном, а в другом ничего, а то и все три в обоих, а потом чернота.