Синяя жидкость (сборник)
Шрифт:
Я начал лицемерить раньше, чем прочел первую страницу в букваре. Тетка сделала страшное дело, заставив меня скрывать мысли и желания. И всю жизнь страх окутывает меня, как комариное облако. Разумеется, я прячу его лучше, чем Иван Афиногенович: научился соразмерять потенциальную опасность с действительностью. Я сжился со страхом, привык к нему, как привык аплодировать ораторам на трибуне, хотя только что в коридоре они говорили совсем обратное, как привык не задумываться, почему некоторые живут совсем не по тем идеалам, которые они пропагандируют…
— Хватит! — Борис плотно уселся в свое кресло, хлопнул ладонью по столу. Хлопнул уверенно, по-хозяйски. — В будущем году построят еще один дом. Даю слово, что Левины
И я не пошел… Не пошел! И не только потому, что испугался. Не смог справиться с безнадежностью. Уверенный тон Бориса будто околдовал меня. Он высился надо мной, как гранитный монолит, который не прошибешь лбом… Ходили другие. Борис и здесь оказался прав; перестройка изменила людей, и простые инженеры стучали кулаками по столу в парткоме, требуя поставить на место начальника объединения. Еще недавно это было бы немыслимо. Но пока что стучание кулаками действия не возымело. И не только потому, что, покуда разобрались, осмыслили, Лидия Тимофеевна уже получила ордер. Борис и тут организовал все блестяще, как умел только он. Нет, но пьянство на овощной базе! На парткоме разбирали этот случай. Я присутствовал, так как Левины мои подчиненные. Какие были смущенные лица у членов парткома! Особенно у тех, кто был вынужден выступать, а значит, клеймить… И клеймили бы до выговора, если бы не Романов, секретарь парткома.
— Ладно, товарищи, давайте кончать, — сказал он, покусывая губы. — Левины наказаны более чем сурово, не будем усугублять. Наоборот, считаю необходимым отметить неправильное поведение товарища Гудимова. Что это за ярлыки: не наш человек и тому подобное? Не надо из простого недомыслия делать политическую акцию. Предлагаю, товарищи, не наказывать ни Гудимова, ни Левина, просто предложим им осознать свои ошибки.
Ох как разозлился Борис! Романов одним словом высек его прилюдно, и нельзя было даже уйти, хлопнув дверью. Зато это сделала Женя. После парткома Романов оставил их и тоже пообещал, что они вселятся в первую же квартиру в новом доме.
— Отнимите ордер у этой стервы, — потребовала Женя.
— Не могу, — Романов развел руками. — Было бы что другое, но пьянство… Сама понимаешь, время сейчас такое…
Вот тут Женя и хлопнула дверью. Романов только сокрушенно вздохнул, провожая ее глазами, а тюфяк Гришка вместо того, чтобы уйти с ней, жалобно протянул:
— Ладно, подождем. Только уж сделайте так, чтобы первая квартира не оказалась на первом этаже.
И вот с тех пор я ломал голову, как помочь Левиным получить квартиру. Знал, что не успокоюсь, поки не добьюсь этого.
…Документ был составлен ужасно. Автор не только не сумел ясно и четко изложить технические идеи, но даже путался в падежах, будто кончил церковноприходскую школу. Нечего и думать посылать этот лепет в Госплан. Я свирепо схватился за красный карандаш, чтобы перечеркнуть документ крест-накрест и вернуть Грише, как зазвонил телефон.
— Юра! — услышал я, и все важные и неважные дела сразу уплыли далеко-далеко. Голос у нее был такой же, как всегда, — спокойный, тихий, только чуть печальный.
— Таня! — сказал я и замолчал. Горло у меня перехватило.
— Юрий Дмитриевич, к руководству, — проскрипело вдруг издалека. Я беспомощно оглянулся. Лидия Тимофеевна неодобрительно взирала на меня из распахнутой двери.
— Танечка, меня вызывают к начальству. Я сам позвоню тебе через полчаса.
— Хорошо, — сказала она и повесила трубку.
Я встал, и все вокруг изменилось. Солнце заливало комнату, загнав под столы черные тени. Вокруг меня были хорошие добрые люди. Даже Лидия Тимофеевна… Нет, только не она. Эта стерва способна притушить любое светило. И не поможет ей отдельная квартира. Никто на ней не
— Думай, голова, думай, на работе это иногда рекомендуется, — и, бросив бумагу ошеломленному Гришке, выскочил в коридор. Там я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и машинально одернул пиджак. Перед руководством надо являться в подобающем виде, особенно если в первый раз тебя вызывает новый начальник объединения.
Собственно, не такой уж он новый — бывший главный инженер, отличный парень, с которым я был на короткой ноге. Сколько раз в былые времена забегали после работы в близрасположенную «Рыбную», где водился весьма приличный коньячок, или расписывали у меня дома пульку. Впрочем, весь коллектив, кажется, был с ним на короткой ноге. Как гларчого инженера мы его и не чувствовали: Гудимов всех подминал под себя. Его дьявольской энергии хватало на всю руководящую работу. Даже уходя в отпуск, он решал дела на месяц вперед. Некоторых это устраивало, но не всех. Я сам много раз чувствовал себя оскорбленным ролью механического исполнителя при умном начальнике. Так же и главный инженер, работавший ранее директором крупного завода, чернел лицом и скрипел зубами, когда Борис с ходу отменял его распоряжения. Каким-то теперь окажется Леонид Ефимыч? Сколько раз мне приходилось с горечью наблюдать, как власть преображает человека.
Я знал, зачем он меня вызвал. Происходило естественное перемещение. Главный инженер стал начальником объединения, я как начальник технического отдела котировался на главного инженера. Но… эта история с убийством в моей квартире. Тем более что следствие еще не закончено, убийца не назван, и общественность, которая, по идее, должна негодовать, не получила морального удовлетворения. А с другой стороны, без главного инженера тоже нельзя. Как-то они выкрутятся? С утра замминистра, курирующий наше объединение, секретарь парткома Романов и новый начальник обговаривали эту пикантную ситуацию, искали тонкий ход. Конечно, проще пригласить какого-нибудь директора провинциального завода, но прописка… Сейчас с этим туго. Лимит в Москву закрыт. Да и тенденция нынче другая: смело выдаивать молодых и энергичных. А я как раз в том счастливом возрасте, который считается самым перспективным для выдвижения. Впрочем, какое мне дело. Я вовсе не рвусь в Наполеоны.
— Привет, Леонид, — сказал я, решив не менять привычного обращения. Оборвет, так оборвет.
— Привет, — буркнул он, не поднимая глаза от бумаг. — Садись.
Я сел. Леонид черкнул размашистую подпись на документе и поднял на меня хмурый взгляд.
— Значит, так, Юрий Дмитриевич, прошу к пятнице изложить в письменном виде мнение о перестройке нашей работы.
Так вот зачем он меня вызвал. Вовсе не для того, чтобы поздравить с новой должностью. На миг я почувствовал разочарование и здорово разозлился на себя за это.
— У нас же было партсобрание по перестройке. Два часа говорили, вроде бы все решили.
— А что решили? Ты почитай протокол, вот он, вникни. По сути же, ничего не решили. «Повысить требовательность к руководителям подведомственных предприятий», «Принять дополнительные социалистические обязательства», «Добиться стопроцентного выполнения плана…» — Он с отвращением отбросил бумагу. — Перестройкой здесь и не пахнет. Нужна была Гудимову перестройка, как зайцу, — он фыркнул. — А нам нужна. Сейчас вопрос стоит просто: по какую сторону баррикады ты определяешь свое место. Так вот, наше место — не на той стороне, где был Гудимов. Лицемерить я не буду и вам не дам. Поэтому будем считать, что партсобрания не было, а в пятницу устроим мозговой штурм. Ты, я, начальники отделов будем думать, с чего начать, какие цели поставить. Иначе говоря, начнем с нуля. И тебе здесь — главная роль.