Синяя жидкость (сборник)
Шрифт:
— Вы обещали две недели не беспокоить меня, — сказал я сквозь зубы. — Так что еще неделя в запасе.
— Не вас, не вас, а Евгению Михайловну. Так я и не беспокою ее. Правда, не мог отказать себе в удовольствии заглянуть в отдел, куда ее перевели, когда муж стал начальником технического, полюбовался на нее еще раз. Очень симпатичная женщина. Проводила меня до вашей приемной, так мило разговаривала…
Я молчал, еле сдерживаясь, чтобы не запустить в него пепельницей.
— Кстати, Юрий Дмитриевич, вы, помнится, уверяли, что мои подозрения против Левиной вызваны несчастным
Я кивнул.
— Прибавьте к этим обстоятельствам еще одно. У вас тут появляются иногда женщины в серых халатах, травят мышей, которые, как это ни прискорбно, весьма ценят деловые бумаги. Так вот, у одной из этих женщин Евгения Михайловна за три дня до убийства Гудимова купила крысиный яд. А?
— Ну и что? А вы знаете, в каких условиях она живет? Дом дореволюционной постройки, там мыши в кастрюли прыгают, хотя деловых бумаг, насколько я понимаю, дома она не держит.
Майор развел руками своим излюбленным жестом мужичка-простака.
— Вы сделались очень нервным, Юрий Дмитриевич. Я ведь просто собираю факты, которые мы потом вместе с вами попросим Евгению Михайловну объяснить. А насчет мышей… Так их, знаете, не рекомендуется выводить собственноручно, можно и отравиться не умеючи. Полагается сообщить в санэпидстанцию, и к вам пришлют специалистов.
Я не ответил. Все это пустые разговоры. До Жени он не доберется, и она никогда не узнает, кого проводила ко мне.
Он посидел еще немного, спросил, чем занимаюсь.
Я ответил, что готовлю доклад на коллегию о работе наших заводов в этой пятилетке. И это совсем не тот доклад о перестройке отрасли, который не закончил Гудимов.
— За неделю управитесь?
— Постараюсь.
Это было неделю назад, и сейчас Гриша как раз докладывал мне о подготовке к коллегии. Хорошо поработал парень, ничего не скажешь.
— Постой, постой, ты что-то зарапортовался, — спохватился я, отгоняя невеселые воспоминания. — С каких это пор станки исчисляются в квадратных метрах?
— Ну? Вот черт! Штуки, конечно.
— Ясно с тобой, — сказал я. — Показывай ордер.
Как он расцвел! Бросил доклад, будто это простая писулька, и торопливо завозился над карманом, откалывая булавку. Из самой глубины бумажника бережно вытащил обернутый в целлофан голубой листок.
— Вот! Двух… — у него перехватило дыхание, — …комнатная. Целых двадцать четыре метра! И три десятых. Кухня, понимаешь, кухня шесть и шесть! Санузел раздельный. Комнаты смежно-изолированные, одна десять метров, другая четырнадцать.
Ему пошли навстречу: не дали первый этаж, дали последний, двенадцатый.
— Самый лучший! — убежденно сказал Гриша. — Никто не будет громыхать над головой и не зальет из испорченного унитаза.
Вот и все, подумал я. Справедливость восстановлена, а контора потеряла хорошего работника. Через несколько месяцев Женя наверняка уйдет в декрет.
Что-то горячее затопило сердце, жгучим комком стало в горле. Я прижал ладонь к глазам, но предательские слезы все равно находили себе дорогу.
— Юрий Дмитриевич, ты что… Что с тобой?
Перепуганный Гриша тщетно пытался наполнить
— Ничего, — сказал я, судорожно напрягаясь, чтобы успокоиться. — Просто я рад за тебя, дурак.
Он неловко отряхивался, не глядя на меня. Лицо его побагровело. Стыдно стало, что забыл поблагодарить.
— Понимаешь, — забормотал он, не зная куда девать глаза и руки. — Мы с Женькой решили, что ты будешь самый дорогой гость на новоселье.
— Ладно-ладно, что-что, а новоселье я отпраздную, — я расхохотался. Все, что еще мучило и пугало, вышло вместе со слезами. — А теперь, Григорий Львович, вернемся к нашим баранам. Я имею в виду членов коллегии, которые будут бодать нас на обсуждении доклада. Вот тебе данные по другим отделам, обобщи все за меня. Боюсь, мне некогда будет этим заниматься.
— Новое срочное задание? — догадался он.
— Вот именно. Новое задание, и даже срочное. Только вот срок неопределенный.
Затем я вызвал по одному начальников отделов, распихал им все дела, входящие в их компетенцию, и остаток дня провел в праздном ничегонеделании, размышляя, зайти или не зайти к Тане.
Мы встречались каждый день. Я приходил к ней домой, и она была рада. Мы всегда сидели в ее комнате, не заходя в остальные, пили кофе, смотрели телевизор, если было что смотреть, неторопливо переговаривались. Того, что произошло когда-то на кухне, больше не повторялось. Мы, словно по взаимному уговору, делали вид, что забыли об этом. Но все равно меня охватывало теплое чувство домашнего уюта, чувство семьи. Я уже упоминал, что в моей холостяцкой квартире бывали женщины, здоровый мужчина без этого не обойдется. Но их посещения вносили струю чего-то скороспелого, недозволенного, чуть ли не ворованного. О том, как было у нас с женой, не хотелось и вспоминать. А у Тани было совсем другое. Если бы Борис мог видеть нас, он бы решил, что его план осуществляется… Но сегодня я не пойду к ней. Сегодня мне нужна вся моя воля.
Разумеется, я не выдержал и позвонил ей в институт перед концом работы. Хоть голос ее услышать. Но какой-то стариковский фальцет ворчливо сообщил, что Татьяна Вениаминовна находится на теоретической конференции.
Ну и ладно. Так даже лучше. Я вышел из министерства, помахал группе сотрудников, украдкой, по одному, просачивающихся в «Рыбную», и, не заходя домой, отправился на Петровку.
— Пропуск для вас выписан, — сообщил дежурный в окошечке.
Значит, майор ждал меня. Головастый мужик, все рассчитал.
Я начал медленно подниматься по лестнице. Каждый шаг будто год — один, другой, третий… Брр, не стоит считать. Вот и эта дверь, ничем не примечательная, похожая на десятки других в коридоре. И однако за ней Начинается новая жизнь… или существование? Я поднял руку, чужую, тяжелую, будто из чугуна. Постучал.
— Входите, входите, Юрий Дмитриевич, — благожелательно закивал майор из-за стола. — Присядьте пока на диванчик. Я быстренько закончу одно дельце, и мы с удовольствием побеседуем.
«Кто с удовольствием, а кто и нет», — подумал я, забиваясь в угол дивана.