Сипстрасси
Шрифт:
Шэнноу медленно кивнул, и взгляд его темно-синих глаз встретился со взглядом Иеремии.
– Вам незачем меня опасаться, старик. Я не зачинатель войн. Я не краду, и я не лгу.
– Вы участвовали в той войне, мистер Шэнноу?
– Насколько помню, нет.
– Большинство мужчин вашего возраста участвовали в войне Единения.
– Расскажите мне о ней.
Но старик не успел ничего сказать. К ним подбежала Исида.
– Всадники! – крикнула она. – И вооруженные.
Иеремия встал и прошел между фургонами. Исида шла рядом с ним. К ним присоединились еще женщины и дети.
– Кто вы? – спросил он с нотой пренебрежения в голосе.
– Я Иеремия. А это мои друзья. Белобрысый поглядел на раскрашенные фургоны и что-то тихо сказал всаднику справа от себя.
– Вы верные последователи Книги? – спросил он затем, переводя взгляд на Иеремию.
– Конечно, – ответил старик.
– У вас есть документ, подтверждающий Клятву? – Его голос стал мягким и превратился почти в шипение.
– Нам никто не предлагал принести клятву, сэр. Мы странники и редко остаемся возле селений настолько долго, чтобы нас спрашивали о нашей вере.
– Я спрашиваю о ней, – сказал белобрысый. – И мне не нравится твоя дерзость, фургонщик. Я Аарон Крейн, Клятвоприимец селения Чистота. Знаешь, почему мне поручили этот пост? – Иеремия покачал головой. – А потому, что я наделен даром обличения. Я учую язычника с пятидесяти шагов. А в Божьем краю таким места нет. Они пятно на лике земли, зловредная язва в плоти планеты и мерзость в глазах Божьих. Прочти мне сейчас же двадцать второй псалом.
Иеремия тяжело вздохнул.
– Я не книжник, сэр. Моя Библия у меня в фургоне… Я схожу за ней.
– Ты язычник, – завизжал Крейн, – и твой фургон будет сожжен! – Извернувшись в седле, он махнул всадникам. – Пусть головни в их кострах послужат вам факелами. Сожгите фургоны!
Всадники спешились и ринулись следом за Крейном. Иеремия встал перед ними.
– Прошу вас, сэр, не… – Его отшвырнули. Иеремия тяжело ударился о землю, однако кое-как поднялся на ноги в ту секунду, когда Исида подбежала к тому, кто ударил его, занося кулак. Он отшвырнул и ее.
И Иеремия в бессильном отчаянии смотрел, как отряд окружает костер.
Аарон Крейн пребывал наверху блаженства. Он был рожден для этого труда, для очищения земли, ее освящения, дабы сделать ее достойной верных последователей Книги. А фургонщики были закоснелыми изгоями, не внимающими велениям Господним. Мужчины – бездельники и лентяи, бабы все подряд шлюхи. Он посмотрел на белокурую, которая чуть не ударила Лича. Ветхая одежонка, груди так и выпирают из шерстяной рубахи. Хуже шлюхи, решил он, чувствуя, как распаляется его гнев. Он уже видел, как пылают фургоны, а язычники молят о пощаде. Но милосердие не для таких, как они, это он знал твердо. Пусть молят о милосердии перед престолом Всевышнего. Да, они все умрут, решил он. Кроме, конечно, детей – он же
Лич первый изготовил факел и вручил его Аарону Крейну.
– Да прославит это деяние имя Господа! – закричал Крейн.
– Аминь, – ответили его приспешники. Крейн направился к первому фургону и… остановился. Вперед выступил высокий мужчина. Он ничего не сказал и только стоял и смотрел на Крейна. Белобрысый Клятвоприимец посмотрел на него и мгновенно заметил, что, во-первых, мужчина не отрываясь смотрит ему прямо в глаза и что, во-вторых, он вооружен. Взгляд Крейна скользнул по двум кобурам с пистолетами на его бедрах. Мучительно сознавая, что его люди ждут сигнала, он вдруг растерялся. Высокий не сделал ни одного угрожающего движения, но он стоял прямо перед фургоном. И Крейн должен был пройти мимо него, чтобы запалить фургон.
– Кто ты? – спросил Крейн, оттягивая время, чтобы подумать.
– «Раскрыли на меня пасть свою, как лев, алчущий добычи и рыкающий», – процитировал тот негромко глубоким басом.
Крейн был ошеломлен. Слова из псалма, который он назвал старому фургонщику, но будто заряжены скрытым смыслом.
– Посторонись, – приказал Крейн, – и не вздумай воспрепятствовать свершениям во имя Господа. – У тебя есть выбор; жить или умереть, – сказал высокий все так же тихо и без всякого гнева.
У Крейна противно защемило в животе от ужаса. Этот его убьет – Крейн с ледяной уверенностью поверил ему.
Если он попытается поджечь фургон, то высокий выхватит один из своих пистолетов и уложит его. У него пересохло в горле. От факела отвалился горящий уголек и обжег ему пальцы, но Крейн не шевельнулся… Не мог шевельнуться. Позади него стояли пятнадцать вооруженных людей, но он знал, что, находись они в сотне миль отсюда, пользы ему от них было бы ровно столько же. Глаза ему залил пот.
– Аарон, что такое? – окликнул его Лич.
Аарон уронил факел, попятился. Руки у него тряслись. Высокий надвигался на него, и Клятвоприимца охватила паника.
Он повернулся, кинулся к своей лошади, вскарабкался в седло и, вцепившись в поводья, почти полмили проскакал галопом, беспощадно колотя лошадь каблуками. Потом натянул поводья и спешился.
Упав на колени, он ощутил во рту вкус желчи, и его начало рвать.
У Шэнноу стучало в висках, но он шел прямо к охранникам Клятвоприимца. Аарон Крейн уже почти исчез из виду, но его люди в растерянности топтались на месте.
– Ваш вождь уехал, – сказал Шэнноу. – У вас здесь есть еще какие-то дела?
Коренастый парень, который подал Крейну факел, весь напрягся, и Шэнноу видел, как в нем нарастает ярость. Однако тут к ним подошел Иеремия.
– Вы долго ехали, и вас, наверное, томит жажда, – сказал он. – Исида, принеси им воды. Клара, сходи в мой фургон за кружками. Друзья мои, – продолжал он, – в эти беспокойные времена подобные недоразумения неизбежны. Мы все верные последователи Книги, а разве она не повелевает нам любить ближних и благотворить ненавидящим нас?
Исида, красная от гнева, принесла медный кувшин, а беременная Клара подошла к охранникам, раздавая им жестяные кружки.