Сирена [Глубинное течение]
Шрифт:
Маурсел сердито наблюдал, как она теребит свой драгоценный ошейник. В Керсальтиале можно было встретить весьма причудливо одетых девушек — тем более причудливо, чем красивее они были сами, но Маурсел готов был поклясться, что это украшение — не причуда, и Десайлин, вероятнее всего, не снимает его даже на ночь.
— Ты никогда не избавишься от этого рабского ошейника, пока жив Кейн, — проворчал он, высказывая свою мысль вслух.
— Я знаю, — тихо сказала девушка, и нечто большее, чем страх, промелькнуло в ее глазах.
— Но
Губы красавицы дрогнули, но она промолчала. Ночные звуки гавани разносились далеко по воде. «Туаб» тихонько покачивался на мелкой волне, поскрипывая и вздыхая под несильным ветром. Часовой мерил шагами палубу, вновь набранная команда отдыхала в кубрике от дневных трудов. В каюте капитана в такт покачиванию судна мерцал огонек лампы, отбрасывая тени то в один угол, то в другой. Освещенная каюта казалась девушке единственным уцелевшим островком света в бескрайнем океане тьмы.
— Кейн любит тебя, — продолжал Маурсел с каким-то упоением. — Он не желает слышать о том, что ты его ненавидишь. С другой стороны, он уж как-то очень небрежно тебя сторожит. Он позволяет тебе стоять у него за спиной, и ему просто в голову не приходит, что однажды ты воткнешь ему кинжал под левую лопатку.
— Да, это правда. — Голос ее звучал как-то странно.
Маурсел сжал ее плечо и повернул заплаканным лицом к себе.
— Я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала. Боялась?
— Да. Я безумно боюсь Кейна.
Он выругался и взял ее за подбородок. Ошейник, этот символ власти Кейна над девушкой, раздражал его, и он грубым жестом сорвал его с шеи девушки. Она взметнула руки, закрывая оголившуюся кожу, но он успел увидеть синие страшные пятна.
Он снова выругался.
— Это Кейнова работа?
Она кивнула, глаза ее были по-прежнему дики — то ли от страха, то ли от возбуждения.
— Он держит тебя, как рабыню, так что ты даже вздохнуть всей грудью не можешь — и у тебя не хватает духу на убийство или хотя бы на ненависть за все то зло, что он тебе причинил?
— Это неправда! Я всем сердцем ненавижу Кейна.
— Тогда перестань трястись! Что еще худшего может этот дьявол сделать с тобою?
— Я просто не хочу твоей смерти, понимаешь?
Капитан мрачно усмехнулся.
— Ну, если ты хочешь остаться у него рабыней лишь потому, что тебе не хочется моей смерти, тогда, конечно, дело того стоит! Да ведь только смерть-то может прийти не за мной, а за Кейном — если мы хорошо сыграем. Ну? Давай попробуем — ради свободы для тебя и любви для нас обоих.
— Я попытаюсь, Маурсел, — пообещала она, не смея отвести взгляд. — Но я не смогу этого сделать одна.
— А тебя никто и не просит делать это одной. Могу я проникнуть как-нибудь в башню Кейна?
— Туда не проникнет и армия, если этого не захочет Кейн.
— Слыхал, — отмахнулся капитан. —
Она решительно сжала кулаки.
— Я знаю один. Если только тебе удастся войти так, чтобы он тебя не почуял… Нюх и слух у него звериные.
— А вот если ты расскажешь мне обо всех ловушках и засадах, которые там наверняка есть, — сказал ей капитан очень тихо, — и подскажешь, когда можно застать Кейна врасплох. Если ты в состоянии время от времени ускользать из башни, то уж я там как-нибудь пройду.
Десайлин кивала его словам, страха в ее глазах поубавилось.
— В башню можно проникнуть, когда Кейн занят колдовством. От этого его оторвать невозможно. Как раз недавно он начал новую ворожбу и провозится с ней до исхода завтрашней ночи. А потом разыщет меня и заставит разделить с ним плоды его трудов.
Маурсел оживился.
— Ого! Ну, это будет его последнее путешествие в ад — мы сошлем его туда навечно. Что ж, отлично. Я завтра с утра прикажу людям грузиться, а послезавтра мы будем готовы к отплытию. Значит, завтра ночью, Десайлин. Тебе следует остаться рядом с ним. Если он увидит меня прежде, чем я ударю, — погоди, пока он развернется ко мне, чтобы убить. И тогда вгони ему в спину вот это!
Он протянул ей тонкий изящный кинжал, вынув его из ножен над изголовьем кровати.
Словно зачарованная его речью и блеском стали, вертела Десайлин в руках смертоносную игрушку.
— Я попробую. Во имя Онте, я попробую сделать все, как ты сказал!
— Он должен умереть, — повторил Маурсел. — Ты знаешь: он должен умереть.
Глава 8. ИСПЕЙ ПОСЛЕДНЮЮ ЧАШУ…
Туман, родившись где-то в истоке мира глубоко под Керсальтиалем, выполз по невидимым скважинам и щелям, окутав город, заполнив широкие мощеные улицы, обвив колоннады портиков. Лишь надменные башни, обдуваемые верхним ветром, избежали его душных объятий. Рожденный двумя стихиями, воздухом и водой, он вился и плыл, влекомый третьей стихией — огнем, он был словно воплощение четвертой стихии — земли, плакавшей тысячами глаз. Огни улиц и площадей светились тусклыми золотыми шарами сквозь плывущую дымку, словно плыли сами, и город напоминал гигантское мрачное болото, где плывут над топью неверные огоньки.
— У тебя нынче какое-то странное настроение, Десайлин, — заметил Кейн, зажигая огонь под плоской широкогорлой чашей.
Она двинулась прочь от узкого окна-бойницы.
— Тебе оно кажется странным? Удивляюсь, что ты заметил. Бессчетное множество раз говорила я тебе, что мне противны твои колдовские опыты, и столько же раз ты не обращал на это ни малейшего внимания.
— Все, что исходит от тебя, для меня важно и дорого, Десайлин. Извини. Твое присутствие здесь необходимо. Я делаю то, что должен делать.