Сирена
Шрифт:
— Hi!- здороваюсь, когда его лицо появляется на экране.
— Привет! — довольно улыбается.
— Не думала, что ты позвонишь…
— Извини, у меня съёмки с утра и допоздна, а учитывая разницу во времени, не будить же тебя среди ночи. Сегодня первый день как свободно вздохнул и пораньше освободился,- виновато оправдывается.
— Ничего страшного,- делаю вид, что мне плевать.
А мне не плевать! Я почему-то переживала из-за его молчания. И послать бы его в известное место, но что-то упорно во мне ждало этого звонка.
— Чем занимаешься?
— Смотрю
— О, нет! Не смотри!- наигранно изображает волнение.
— Так! Даже интересно, что там,- клацаю кнопкой.
Оу!
— А у тебя оказывается «вкусные» булочки!- кладу голову на бок, чтобы лучше было видно.- Уф!
Он изображает фэйспалм, на экране ноута во всей красе его голый зад в душе. Звездец! Там тоже ямочки!
— А тату твоё или нарисовали?- вгоняю своим вопросом в ещё большую краску.
— Нет у меня татуировок,- машет головой.
— Старомодно, но похвально.
— А у тебя есть?- вот гад!
— Есть, одна и маленькая,- загадочно улыбаюсь.
Где не скажу.
Мы проговорили больше часа. Не было никакой зажатости и отсутствия интереса. Наоборот, хотелось узнать о нём побольше. Он не пускает журналистов в свою личную жизнь, все интервью только про работу, или случаи из прошлого. Никто не знает, как и чем он живёт. А его жизнь — это театр и кино. Есть ещё семья, но живут они в разных городах, видятся не часто из-за занятости.
Встретились два одиночества…
О, мать! Тебя повело не туда. С каких пор на романтику потянуло? Мужики — козлы и мудаки, готовые только пользоваться. И эта мысль крутилась в моей голове последние три года. И вдруг Мэдлтон… Он плохо на тебя действует. А может наоборот хорошо? Я пока не определилась…
После разговора хватаю сумку и лечу в спортзал. Надо придти в себя и сбросить весь этот внутренний напряг, который давит изнутри и заставляет что-то завязываться внутри в узел. Молотила грушу как ненормальная руками и ногами. Чуть не прилетело Прохорову, который подошёл с попыткой меня остановить. Кулак замер в нескольких сантиметрах от его лица. Тяжело дышу, пот градом.
— Не говори, что опять всё достало,- предполагает.
Мы редко общаемся не по тренировкам после того случая, когда я разбила ему лицо и от какого-то помутнения от вида крови мы переспали. Он был первым после того случая… И единственным. Я ума не приложу, как так получилось. Увидела кровь, вытекающую из его раны над бровью, и в голове что-то щёлкнуло. Очнулась, когда всё произошло. Нет, я помню, как это было, но словно не со мной. Я озверела. И это был не сколько секс, сколько животное спаривание. Но ему понравилось. А вот мне нет. Я теперь, когда кровь где-то вижу, у меня в голове, словно рубильник выключается, хочется снова так же. Контроль включается с огромным трудом.
— Есть немного,- отвечаю, развязывая перчатку.
— Может, расскажешь?
— Прости, но откровенничаю я только в кабинете психолога,- отказываюсь.
— Может со мной лучше получится?
Отрицательно машу головой и иду в душ. Стоя под струями прохладной
Эта чёртова роновская задница! Она словно в этот момент передо мной.
Да чтоб тебя!
Две следующие недели мы общаемся с Роном почти каждый день, за исключением тех, когда у него были напряжённые последние съёмки. Мне показалось, что мир вокруг меня даже заиграл яркими красками. Когда у людей есть общие интересы — это сближает. С Антошей мы, например, подружились из-за танцев. А тут актёрство. Только дружба у нас не получится…
За ужином мать сказала, что они собираются на выходные в Лондон на открытие какой-то выставки современного искусства.
— Я тоже с вами!
— С каких это пор?!- удивляется мама.- Это же «ниже твоего достоинства» ходить на такие мероприятия,- цитирует мои же слова.
— Я могу и не ходить,- пожимаю плечами.
Но в Лондон я попасть обязательно должна.
— Хочет ехать — пусть едет,- заступается отец. Он всегда меня поддерживает.
Отлично, пап!
После ужина прокрадываюсь неслышно в кабинет отца. Это детская игра. Он всегда сидит в большом удобном кресле, которое стоит спинкой к двери. Я закрывала ему глаза ладошками, а он делал вид, что не знает, кто это и называл всех, кто был в доме. Я тихонько хихикала и говорила писклявым голосом нет. Потом он подхватывал меня и усаживал на колени, делал щекотку. Сейчас я так делаю только тогда, когда мне что-то нужно.
— Так-к, — медленно протягивает, отрывая мои руки от глаз.- Что опять нужно?- ласково улыбается.
Обычно он выполняет любую мою просьбу или каприз.
— Скажи, а выставка будет проходить в зале Хэймана?- начинаю издалека.
— Да,- смотрит с ожиданием.
— Ты можешь попросить его внести в список приглашенных ещё одного человека?- прикусываю просяще нижнюю губу и кокетливо приподнимаю бровки.
— И кто этот человек? — откладывает бумаги, которые держал в руках на стол.
— Его зовут Рон Мэдлтон.
— И кто он?
— Друг, — почти, правда.
Отцу про поцелуи знать, пока не следует. Он не лезет в мою личную жизнь, но ведь не знаешь, как отнесётся к моим новым знакомствам. Гроу ему не понравился. Не сам по себе, а его родственные связи.
Он смотрит строго, с прищуром. Но я делаю равнодушное лицо — типа, ну, правда, пап, просто друг.
— Ладно. Имя напиши, — подаёт мне стикер.- Напишу Брайану.
— Спасибо, па!- чмокаю его в щеку и быстро нацарапываю имя на бумажке.
Надо сообщить сероглазому, что на выходных я прилечу в Лондон.
— И кто этот Рон?- встречает меня у двери комнаты Стаська.
— Не твоё дело! — показываю ей язык.- И перестань подслушивать!
— Я и так знаю! Это актёр! Где ты с ним познакомилась?- ломится ко мне в комнату, пока я шутливо пытаюсь закрыть дверь.
— Познакомилась и познакомилась. Какая разница где! Тебе-то что?- отпускаю дверь, и она влетает в комнату.
— А как же Алекс?
— Отвали ты от меня с ним! Нет между нами ничего, и не будет. Он достал хуже мухи.