Сиреневые ивы

Возовиков Владимир Степанович

Борисенко быстро повернулся к начальнику артиллерии майору Шаповалову: "Передайте Морозу, - командиру дивизиона РС, - огонь по мосту через реку Тясмин". Огненные трассы "катюш" пронеслись в сторону Чигирина, там, постепенно разрастаясь, поднялись, разносимые ветром, багровые клубы огня и черного дыма.

Мимо НП провели в Иванковцы колонну пленных, взятых в селе Вершацы. Человек двести. Жалкое зрелище. В шинелях мышиного цвета с подоткнутыми за пояс полами, некоторые поверх шинелей натянули камуфлированные плащ-палатки. Все в ботинках. По колено налипла мокрая грязь. Летние фуражки-кепи с опущенными наушниками. Синие от холода лица. Некоторые дыханием согревают обнаженные руки. Взгляды

трусливо-злобные. Смрадный запах от немытого тела, белья, обмундирования...

Кривопиша докладывает комбригу: "Танковый полк с батальонами Новикова и Петрикеева, преодолевая возрастающее сопротивление противника, ведет бой в семи километрах юго-западнее Чигирина. Двадцать четвертая танковая бригада, преследуя отходящего противника. контратакована шестьюдесятью танками гитлеровцев и сейчас ведет бой с ними юго-восточнее Чигирина. Видимо, товарищ гвардии полковник, и Чигирин надо брать ночью. По ночам нам больше везет".
– "Все до поры до времени, - хмурится Борисенко.
– Однако срок выполнения задачи истекает. Надо что-то придумать... Если "хозяин" согласится перекантовать Рязанцева на наш левый фланг, Чигирин к завтрашнему утру будет наш!" - "Я тоже так думаю", - ответил Кривопиша. "А вы что скажете?" - обратился Борисенко к начальнику политотдела бригады гвардии подполковнику Дмитриеву. "Видите ли, Григорий Яковлевич, Чигирин, конечно, орешек крепкий. Но раскусить его можно, если избежать фронтальных атак. Слабое место Чигирина - западная окраина, туда и бить надо. Лучше ночью - Михаил Дмитриевич прав. Меньше потерь, да и гитлеровцы ночью неуверенней себя чувствуют. Офицеры политотдела в любую минуту пойдут в батальоны готовить людей на штурм этой крепости. Тут же почти родина Богдана Хмельницкого, орденом которого награждены многие офицеры бригады. Взять город - дело нашей чести!"

Разговор командира и начальника политотдела бригады был прерван довольно шумным появлением на НП генерала Ермакова, майора Москвина и других офицеров штаба корпуса. Выслушав доклад Борисенко, Ермаков протянул ему какую-то бумагу, дал прочесть и сказал: "Свой боевой участок сегодня с наступлением темноты сдадите стрелковой дивизии. Заместитель командира дивизии со мной - познакомьтесь. К двадцати одному часу бригада должна быть готова к маршу. Вот карта-приказ". Ермаков, Борисенко и Москвин, склонясь над картой, заговорили вполголоса...

– Новый, приказ, который получила бригада, был вызван

самим ходом наступления, - говорил Рязанский.
– Передовые

части нашего соединения и соседней, пятьдесят второй, армии

глубоко вклинились в оборину противника, в результате в ней

образовался выступ, обращенный в нашу сторону. В центре

основания этого выступа оказалось историческое местечко

Каменка, связанное с деятельностью декабристов. Если бы

сходящимися ударами с севера и юга в направлении Каменки

удалось окружить гитлеровцев, мог бы образоваться изрядный

котел. Все зависело от быстроты действий, и бригада должна

была совершить марш от села Вершацы на север в направлении

Ефимовка, Заломье, Красноселье, Омельгород, лес Нерубайка,

откуда нанести удар на Каменку. Навстречу нам в направлении

Смела, Каменка готовились наступать соединения пятьдесят

второй армии...

Услышал я лишь последние фразы Ермакова: "Обратите внимание на свой правый фланг, он открытый. За вами идет Рязанцев, остальные - левее. Донесение о выходе в район пришлете в лес Нерубайка с офицером связи. Вы бы одели его по-человечески! Все понятно?.. Будьте здоровы. Я к Рязанцеву. Адъютант, машину!"

В моей памяти сразу всплыло совещание в оперативном отделе корпуса, доклад майора Богомаза и заключительные слова

генерала Шабарова: "Вам удалось в образной форме выразить напрашивающийся вывод". (Уцепить противника за "морду".) Видимо, за этим и пойдем.

Проводив Ермакова, Борисенко появился перед нами озабоченный и нетерпеливый: "Товарищ Кривопиша! Здесь будет полковник Михайленко. Остальные - в штаб. Готовьте документы на сдачу боевого участка и расчеты на марш. Да, вот что! Оденьте офицера связи как полагается. Я не люблю замечаний начальников даже по мелочам. Вы посмотрите на генерала Ермакова: он всегда в горячих местах, вечно в движении, а приедет на ка-пэ, сбросит плащ - на нем все блестит, точно на бал собрался. Старый кавалерист. У них строевая подготовка и внешний вид здорово были поставлены. Ермаков за это получил не одну награду от наркома".

"Я тебя еще не туда поведу"

Бригада выступила глубокой ночью. Предстояло пройти около шестидесяти километров по самым плохим дорогам. Бригадные и корпусные саперы, выделенные в отряд обеспечения движения, выступили вслед за разведкой. В авангарде бригады шел мотострелковый батальон гвардии старшего лейтенанта Ильиных, усиленный ротой танков и батареей. С ним находились замкомбрига гвардии полковник Михайленко, майор Кривопиша, капитан Фальтис, инструктор политотдела корпуса капитан Суворов. Я по обычаю - с Кривопишей. При начальнике штаба бригады, в главных силах, остался старший лейтенант Фесак. Во время боев на чигиринском направлении он "температурил" и только перед маршем выписался из медсанроты.

В пути полковник Михайленко и майор Кривопиша обсуждали, как с ходу овладеть населенным пунктом Болтышка, чтобы затем проникнуть в Каменский лес. Оттуда до Каменки - три-четыре километра: условия для наступления бригады станут идеальными. "Может, опять какой-нибудь "сабантуй" придумаешь?" - спросил Михайленко. "Что ж, Роман Алексеевич, здесь они, возможно, непуганые, и "сабантуй" наверняка удался бы. Однако на Болтышку ночь тратить нельзя. Ночь нужна, чтобы овладеть Каменским лесом. Об этом и комбриг твердил. Весь вопрос в том, что за противник обороняется на рубеже Ивангород, Болтышка, ответил Кривопиша.
– Боем бы прощупать, да нельзя. Командира разведроты комбриг предупредил, чтобы работал бесшумно и не дал фашистам догадаться о выходе бригады на каменское направление".

Офицеры умолкли на несколько минут. Потом капитан Суворов негромко сказал: "А ведь это та самая Каменка, товарищ гвардии полковник, где начиналась история русского революционного движения. Здесь, по сути, был центр тайного Южного общества декабристов. В Каменке у Давыдова бывали Пестель, Орлов, Волконский, Муравьев-Апостол. Здесь Пушкин стихи свои читал! Да и Болтышка, о которой вы говорили, - тоже небезызвестна. В ней жил герой Отечественной войны двенадцатого года генерал Раевский. С его семьей Александр Сергеевич был по-особому дружен. В Болтышке он не раз бывал гостем Раевских.
– Помолчав, капитан добавил: - На войне чаще всего не до истории. А все же надо нам напомнить бойцам, какие святые места освобождаем". "Надо! отозвался Михайленко.
– Вот вы мне напомнили, и я уже иначе к этой Каменке отношусь".

Задолго до рассвета бригада вошла в лес Нерубайка. Авангард в боевом порядке расположился на северной и западной опушках леса. Здесь уже несколько дней находилась пехота 53-й армии. Командир авангарда старший лейтенант Ильиных обосновался рядом с КНП стрелкового батальона. Комбат охотно объяснил обстановку, сообщил, что днем хорошо видны Ивангород и Болтышка, а в пространстве между ними синеет Каменский лес. На рассвете полковник Михайленко приказал мне отыскать комбрига и сообщить ему о местонахождении авангарда. Для поездки дал свой газик.