Сиреневый туман
Шрифт:
– Ну, здравствуй, Солонина, – вальяжно изрек Ростик.
И ленивым движением руки показал на стул. Стелла присела.
– Разговор у меня к тебе.
Стелла безмолвно пожала плечами. Это его разговор, значит, пусть он и говорит. А она будет молчать и слушать.
– Что там у вас с Кирсановым произошло?
Ростик снисходительно посматривал на нее и небрежно постукивал карандашом по столу. Он совершенно не воспринимал Стеллу как серьезную фигуру, поэтому мог позволить себе пренебрежительное к ней отношение.
– Ничего, –
– Как это ничего? Он же Антонине Михайловне гадости всякие говорил.
– Ну и что? Я-то здесь при чем?
– Как это при чем? Ты ж ему подножку поставила. Это значит, что тебя возмутил его проступок. Значит, в тебе заговорила твоя комсомольская совесть… В общем, так, Солонина, лично я очень возмущен поведением Кирсанова. К тому же, как ответственное лицо, я просто обязан принять меры…
– Какие меры? Кирсанов же не комсомолец, – вспомнила Стелла.
– Да, он не член ВЛКСМ, – с досадой согласился Ростик. – Зато я состою в комсомоле и занимаю достаточно ответственный пост. Я обязан отреагировать на выходку Кирсанова. Чтобы ты знала, я собираюсь поднять вопрос о его отчислении из школы…
Стелла тоже могла бы поднять вопрос. Кто такой Ростик, чтобы выгонять Сергея из школы? Есть педсовет, есть директор, есть РОНО, наконец. Ростик мог бы исключить его из рядов ВЛКСМ. Но Кирсанов никогда не был комсомольцем. И сам не хотел, да и по ряду известных причин школьный комитет на нюх не принимал его кандидатуру. Двоечник, разгильдяй и хулиган. С такими характеристиками только в тюрьму…
– Пожалуйста, поднимай, мне-то что… Ты, Ростик, чего от меня хочешь? – только и спросила Стелла.
Горшков зыркнул на нее недовольным взглядом. Может быть, он считал, что ей должно обращаться к нему на «вы» и по имени-отчеству? С него станется. Такие люди от скромности не умирают… Ростик был симпатичным мальчиком, чистеньким, аккуратным, всегда в костюме при галстуке, брюки отутюжены, туфли до блеска начищены. Стелла не собиралась оспаривать его право быть примером для всех. Но при этом к лоботрясу Кирсанову она испытывала куда больше уважения. И даже недавний случай не убил в ней симпатию к нему. А Ростик… По идее, он должен был нравиться ей. Но ей и видеть его не хотелось. Было в нем что-то отталкивающее.
– Солонина, я что-то не пойму, – сквозь хищный прищур посмотрел на нее Ростик. – Ты же комсомолка, ты по определению должна стоять на активной жизненной позиции. А ты, я вижу, самоустраняешься. Тебя что, не волнует судьба нашего коллектива? Может, тебя не волнует будущее нашей великой державы?..
Что-что, а говорить Ростик умел. Не зря же, помимо своей школьной должности, он еще является членом районного комитета ВЛКСМ.
– Я спрашиваю, чего ты от меня хочешь? – начала заводиться Стелла.
Ее раздражал этот мажорный мальчик. Может быть, поэтому ее и в самом деле мало трогали интересы державы. И вообще, при чем здесь судьба страны, если разговор идет о Сергее Кирсанове. Не много
– Солонина, ты меня удивляешь, – нахмурился Ростик. – Ладно, если ты имеешь неправильное представление о своем долге перед страной и обществом, придется мне лично провести с тобой разъяснительную работу. Как честная комсомолка, ты обязана обличить Кирсанова, должна написать открытое письмо на имя директора школы с требованием избавить коллектив от балласта, коим он является…
– Кто является балластом? Директор школы?! – Стелла возмущенно вскинула брови.
Горшков аж вздрогнул.
– Ты что несешь, Солонина? – ошеломленно заморгал он глазами. – Ты вообще как можешь такое говорить?.. Да, не ожидал я от тебя такого!
– А чего ты от меня ожидал? – усмехнулась Стелла.
Все, нет больше мягкой пушистой тихони. Есть колючий ежик…
– Не понимаю я тебя, Солонина. – Ростик смотрел на нее совсем другими глазами.
Да он побаивается ее! И куда только делась начальственная спесь.
– Не понимаю, – с осуждением качал он головой. – Ты должна была проявить комсомольскую сознательность, а ты…
– Не буду я писать никаких писем. Не буду, и все! Сами со своим Кирсановым разбирайтесь, а меня приплетать не надо. Еще вопросы есть?
– Есть… Есть у меня вопросы… Что происходит с тобой, Солонина?
– Я не знаю, что со мной происходит. Но никакого письма ты от меня не дождешься, так и знай. Все, я могу идти?
– Иди, – растерянно кивнул Ростик. И уже вдогонку бросил: – Смотри не пожалей.
Жалеть Стелле ни о чем не пришлось. Ростик не стал поднимать вопрос о ее несознательном поведении, не стал требовать ее исключения из комсомола. Это было бы смешно с его стороны. Он просто забыл о ее существовании. А Кирсанова из школы все же выгнали. И ходатайство Горшкова здесь было ни при чем. Сергей попросту не посещал занятия. Не хотел, и все. А кому нужен такой ученик?
Жизнь продолжалась. Через три месяца после памятного разговора с Горшковым для Стеллы прозвучал последний звонок. Выпускные экзамены, аттестат с одними пятерками. И школьный бал, как первый шаг в независимое будущее. О Кирсанове она ничего не слышала. Да и слышать не особо хотела. У него своя жизнь, у нее своя. Если ему в самом деле светила тюрьма, то ее ждал институт.
В их Красномайске было всего два института. Архитектурно-строительный и горный. Стелла выбрала первый. Геологом ей быть вовсе не хотелось, а сидеть за кульманом где-нибудь в проектном институте – милое дело. К тому же она отлично рисовала. Даже художественную школу в свое время закончила. Так что за первый экзамен – рисунок – совершенно не переживала. И с черчением у нее тоже все в порядке. Сочинение также не проблема. Вот с физикой сложней. Вроде бы и пятерка в аттестате. Но реальный уровень знаний не очень высокий. Но ничего, она осилит этот экзамен. Стелла была настроена на победу. И решимости ей не занимать.