Сирени горький аромат
Шрифт:
– Меня зовут Никита.
– Очень приятно, – механически отвечаю я. – Так о чем ты хотел со мной поговорить все это время?
И тут он рассказал такое…
Когда он ушел, я сидела в полном оцепенении. Но тут ко мне подсела Ксюша. Она преобразилась, от ее вялости из-за тоски по Валерке и следа не осталось: глаза горят, движения быстрые, речь громкая. Узнаю мою подругу!
– Ну, что? Что он рассказал?
– А ты разве не слышала?
– Здесь – ничего не разобрать было. Шум, музыка. До кафе – слышала, даже записала.
– Ладно, пойдем ко мне, расскажу. Заодно и позавтракаем, что нам эти кофейки-шоколадки?
Ксюша слушала внимательно, я старалась ничего не упустить.
Никита – сирота, его вырастил и воспитал дядя Коля, брат отца. Дядя и тетя Аня, их дочь, его двоюродная сестра, старше на 10 лет, – все в приемной
– Ну и ну! Вот так новости! Ты ему веришь?
– Нет, конечно. Я так и сказала, и телефон свой не дала. Что с того, что мою маму звали Татьяна, а меня – Даша? Как я могу поверить в его россказни? Мама погибла, отец давно умер, теперь – и бабушки нет. И ни про какого Игоря я сроду не слышала.
– Может, он телешоу насмотрелся, – предположила Ксюша, высоко ценившая влияние своей профессии на умы людей. – Увидел такой сюжет, примерил на себя – и готово. Крыша съехала, сам во все верит.
– А я при чем?
– Там же всегда фото показывают, ты показалась ему похожей, да ещё и имя совпало. Но ты его отбрила, наверное, больше не появится. Хуже, если у него есть другой, шкурный интерес. Даша, как думаешь, он может быть аферистом?
– Скорей уж сумасшедший. Что с меня взять аферисту?
– А квартира в центре? Ты же наследница! Кстати, подала документы на наследство?
– Нет, и не надо. Квартира уже моя, бабушка дарственную оформила, как болеть начала.
– Вот видишь, есть, что с тебя поиметь. Эти черные риэлторы всегда ищут человека одинокого, слабого, несчастного. Втираются в доверие – раз, и нету жилья.
Я задумалась. История не очень правдоподобная, «мыльная опера», как говорила бабушка, она такие фильмы на дух не выносила. Зато сам Никита – и внешне симпатичный и говорит очень убедительно. Но профессиональный мошенник просто обязан быть обаятельным, иначе не обманет никого. Разве в моей жизни не было такого, «обаятельного и привлекательного»?
Валя-Валентин, моя самая большая любовь в жизни! Высокий, спортивный, грива каштановых волос, лицо аристократичное, как у молодого Блока. Я просто с первого взгляда влюбилась. От смущения двух слов не могла сказать, зато он говорил за двоих. И какие красивые слова находил, какие стихи сочинял! Бабушке смог понравиться. А все – ради квартиры. И слова, и подарки, и поцелуи, и объятья. До сих пор в жар кидает от стыда, что такая дура была! Ведь могла замуж выйти, ребенка родить на третьем курсе. И мыкаться с этим пройдохой долгие годы, пока ему не посветит более выгодная женитьба. Но невеста нашлась раньше, спасибо ей. Катюша Спиридонова, пухленькая, туповатая, зато – «дочка большого папы». Она пришла в нашу группу из академотпуска. И Валентин нацелился на неё мгновенно, как стрела компаса на север. Я не понимала, чем я хуже, ревела, страдала, а потом поняла. Департамент строительства мэрии – вот на ком женился Валентин, а вовсе не на Катюше. Впрочем, уродиной она не была, немного полная – так это дело вкуса. Зато уж одета-разодета в пух и прах. И машина своя, «мерседес», и квартира отдельная с евроремонтом, и отдых на модных курортах…
Ладно, хватит об этом, пройдено и забыто. А я ещё Ксюшу глупой считаю за страсть к Валерке.
И только подумала – Ксюша погрустнела, глаза погасли и говорит:
– Даша, пойдем, сходим к Валеркиным родителям? Может, что-то узнали.
– А позвонить они могли?
– Конечно, но вдруг забыли. Если новость хорошая, или…
– Пошли! – «А то сейчас заплачет».
К родителям
– Долги? Какие долги? – встрепенулась Ксюша.
– Не знаю. Кажется, карточные.
И тут я, кажется, поняла, зачем он приходил ко мне. Валерку за долги наняли те самые черные риэлторы. И вовсе он не воспылал страстью ко мне, просто хотел притупить бдительность и украсть документы на квартиру. Валерка с работой не справился, деньги не отработал. Его, наверное, побили, а может, услали в другой город. А вдруг он уже слепок с ключа сделал? Я еле дождалась, когда закончится этот визит вежливости. Конечно, я ничего не сказала Ксюше о своих подозрениях. Отвлекала её, как могла, расспрашивала о работе. Ксюша оживилась немного.
– Работаем, аж пыль летит! У нас список фермерских хозяйств – в руку длиной. Но всех, конечно, не охватим, да это и не требуется.
– А как быт, наладился? Ты говорила, в машине ночевать приходится.
– Это только в первый раз. Мы ехали поздно, да ещё дождь прошёл. Заблудились на проселках, не доехали до фермера. Пришлось в другой деревне остановиться, где пустили. А хозяйка, может, и добрая, но грязнуля ужасная. В доме воняет, как в хлеву. Я просто побоялась у неё и спать, и есть. Кипяточку только взяли лапшу заварить. А утром, как рассвело, двинули дальше с Костей. А у фермера Фёдорова, конечно, навозом пахнет, но только на скотном дворе. А в доме – чисто, опрятно, жена одета и причесана не хуже артистки, дети красивые. А как нас кормили!
– Кстати, Ксюша, когда твои новости села выйдут в эфир? Хотелось бы посмотреть.
– Первые – сегодня. В 11, в 15 и в 17 часов. Смотреть лучше днем, вечером урежут.
– И долго ты будешь телезвездой?
– Пока планируют 2 недели по будням давать в эфир. – Она чуть улыбнулась, наскоро попрощалась со мной и уехала, готовить новый репортаж из своей деревни.
Дома все оказалось на местах, никто не врывался. Мне стало легче дышать. Я решила не держать дома документы. Паспорт, полис я и так носила в сумочке. Если взять вместо маленькой белой вот эту бежевую среднюю, то и мамина вышивка поместится. Я открыла бабушкину картонную папку с надписью «документы» и бегло пролистала разноцветные бумажки: квитанции, договоры, право собственности в мультифоре, какие-то конверты, – ничего не пропало. Папку я вложила в черный пластиковой пакет, скотчем замотала и помчалась на почту. Все знают, как долго ходят посылки. Отправлю себе на «до востребования». Через месяц приду, заберу – и снова отправлю. Никогда этим аферистам не заполучить мою квартиру. Очередь ползла хуже черепахи. Наконец, я дошла до стойки. Прямо передо мной бесцеремонно влезла крупная энергичная женщина в платье с желтыми подсолнухами на синем фоне. Все завозмущались. «Я только ключ сдам от ящика. Не буду больше продлять. У меня все заплачено, – перекрывая шум очереди, доказывала она, протягивая ключик с биркой почтовой работнице. – Абонентский ящик номер двадцать три». Меня как вспышка озарила.
– Можно, я его займу?
– Абонировать почтовый ящик хотите? Заполняйте договор.
Довольная собой я пошла домой, ключ от ящика засунула в подкладку сумки, чуть-чуть распорола шов в самом верху. Ключик провалился вниз на дно. Теперь можно вытряхнуть всю сумку, но его не найти. Я с аппетитом пообедала и включила телевизор в 15 часов. Сюжет с Ксюшей показали в самом конце новостной программы. Ксюша хорошо смотрелась на фоне черно-белых коров. Загорелая, с румяными щечками, она казалась бойкой деревенской девушкой. Сбылась Ксюшина мечта детства! Я вспомнила, как она ещё в четырнадцать лет отрабатывала вот эту самую «лучезарную» улыбку. Я была её первым зрителем, она и меня втянула в свои упражнения. Каких только видов улыбки не напридумывала моя подруга! Легкая, загадочная, кокетливая, лукавая, ехидная, радушная, глуповатая, лучезарная. Мы стояли вдвоем перед большим зеркалом и улыбались, пока щеки не заболели. И вот она – на экране. Снизу пробежали титры: «Вести села с Ксенией Окуловой». Она задорно, с улыбкой, проговорила свой текст про удои и жирность молока, а в конце отважно погладила корову по шее за ухом. То, что загар и румянец у неё из коробочек, зрители, конечно, не поняли. Но когда текст кончился, глаза у неё погрустнели, и это было очень даже заметно. Мельком показали фермера Фёдорова с семьей возле симпатичного домика. «Прогноз погоды…»