Сирены Титана
Шрифт:
— Я так и понимал. И очень за вас радовался. Элиот, конечно, не помнил, чтобы какая-то женщина от него отворачивалась на улице, да и выходил он из дому так редко, что у этой бедной Стеллы вряд ли была возможность проявлять свои чувства по отношению к нему. Он правильно догадывался, что живет она в горькой нужде где-то на окраине, редко показывается на людях в своем отрепье и только воображает, что и она как-то причастна к жизни города, и что все ее знают, вполне возможно, она как-то раз и прошла по улице мимо Элиота, но этот единственный
— Нынче ночью мне никак не спалось, вот и вышла побродить…
— Видно, вы часто так прогуливаетесь.
— Господи, мистер Розуотер, я и в полнолуние брожу, и когда месяц молодой, да и темной ночью расхаживаю.
— А сегодня еще и дождь идет.
— Дождь люблю.
— И я тоже.
— Нынче вышла, смотрю — у соседей свет горит.
— Слава богу, что соседи близко.
— Постучала я к ним, они меня впустили. И я им говорю: «Мне помочь надо, мне без помощи никак нельзя, не знаю, куда мне деваться, так дальше жить нельзя, да и неохота мне жить, если сейчас меня не выручат. Не могу я больше стоять за сенатора Розуотера, больше мне невмоготу…»
— Полно, полно, не плачьте!
— Вот они и посадили меня в машину, повезли к телефонной будке и говорят: «Ты позвони Элиоту, он тебе поможет». Вот я и позвонила.
— Хотите сейчас ко мне зайти, голубушка, или подождем до завтра?
— До завтра… — неуверенно повторил голос.
— Вот и чудесно. В любое удобное для вас время, дорогая моя.
— Значит, до завтра.
— До завтра, голубушка. И день, наверное, будет славный.
— Слава Богу!
— Что вы, что вы!
— Ох, мистер Розуотер, спасибо Господу, что вы живете на свете!
Элиот повесил трубку. Тут раздался телефонный звонок.
— Фонд Розуотера. Чем могу помочь?
— Во-первых, пойди к парикмахеру. Во-вторых, купи себе новый костюм.
— Что, что?
— Элиот!
— Я.
— Ты даже не узнал мой голос.
— Я… я… виноват…
— Да это же твой отец, черт побери!
— Отец? Неужели ты? — Голос Элиота был полон любви, нежности, изумления. — До чего же я рад тебя слышать!
— Но ты меня даже не узнал!
— Прости… Тут мне звонят без конца, сам знаешь.
— Ах, звонят, и даже без конца?
— Ну ты же знаешь…
— Да, к сожалению, знаю.
— Ну, а ты как?
— Блестяще! — Голос сенатора был полон сарказма. — Лучше некуда!
— Как я рад за тебя.
Сенатор послал его подальше.
— Что с тобой, отец?
— Не смей со мной разговаривать как с пьяным дураком.
— Но что я такого сказал?
— Тон у тебя противный!
— Прости.
— Чувствую, сейчас начнешь советовать: «Примите таблетку аспирина, запейте глотком вина». Не смей со мной разговаривать свысока!
— Прости.
— Мне не нужно, чтоб за меня вносили деньги на покупку мотоцикла.
Элиот действительно сделал последний взнос за одного клиента в уплату за мотоцикл. Через два дня клиент разбился насмерть вместе со своей подружкой около Блумингтона.
— Конечно, знаю.
— Конечно, он все знает! — сказал сенатор кому-то в сторону.
— Отец… Голос у тебя такой сердитый, такой несчастный. — В голосе Элиота звучала искренняя тревога.
— Пройдет.
— Тебя что-то беспокоит?
— Пустяки, Элиот, мелочи. Мелочи, например, то, что семейство Розуотеров вымирает.
— Почему ты так решил?
— Только не говори мне, что ты забеременел.
— Но ведь есть еще наши родственники с Род-Айленда.
— Спасибо, утешил. А я совсем было запамятовал, что они существуют.
— Сколько иронии у тебя в голосе.
— Видно, телефон испорчен. А ты расскажи мне, что там у вас хорошего? Подбодри старого пердуна.
— Мэри Моди родила близнецов.
— Отлично! Отлично! Превосходно! Лишь бы хоть кто-то служил продолжению рода человеческого. Лишь бы хоть у кого-то появлялось потомство. Лишь бы хоть кто-то продолжал размножаться. Как же мисс Моди назвала новорожденных, этих маленьких граждан?
— Фокскрофт и Мелоди.
— Элиот…
— Да, сэр?
— Пожалуйста, посмотри хорошенько на самого себя.
Элиот послушно оглядел себя со всех сторон. Насколько можно было видеть себя без зеркала.
— Посмотрел.
— А теперь спроси себя: «Может быть, это сон? Неужели я мог дойти до такого жуткого состояния?»
И Элиот послушно и без всякой иронии громко повторил:
— Может быть, это сон? Неужели я мог дойти до такого жуткого состояния?
— Что же ты ответишь?
— Что это не сон, — сказал Элиот.
— Разве тебе не хочется, чтобы все оказалось сном?
— А каким бы я проснулся?
— Таким, каким тебе следует быть. Каким ты всегда был.
— Хочешь, чтобы я снова стал покупать картины в дар музеям? Ты стал бы мной гордиться, если бы я выдал два с половиной миллиона долларов на покупку картины Рембрандта «Аристотель созерцает бюст Гомера»?
— Зачем доводить наш спор до полного абсурда?