Сирены
Шрифт:
Очутившись в кабинете, Дайна и Рубенс увидели его тяжеловесную, наполовину спрятанную за массивным столом, фигуру на фоне высокого окна, обращенного на запад. Последнее обстоятельство было отнюдь не случайным: Бейллиман предпочитал, чтобы солнечные лучи светили прямо в глаза посетителям (по утрам он принимал у себя только сотрудников «Твентиз»).
– Дайна, Рубенс, – сердечно приветствовал он их. – Что вас так задержало в приемной? Едва я услышал, что вы там, как сразу же распорядился, чтобы Сандра впустила вас. – Когда они приблизились, он прищурил глаза, изобразив при этом мучительную гримасу
Выйдя из-за стола, он подошел к ним и, обращаясь к Рубенсу, поинтересовался.
– Что ты думаешь насчет нее?
– Да в общем-то ничего плохого сказать не могу, – ответил тот, глядя на Дайну.
Но Бейллимана этот ответ не удовлетворил. Он по-прежнему выглядел расстроенным.
– Не знаю. Она совсем не та женщина, какой была когда-то. Скажи мне, Рубенс...
Однако Рубенс, не обращая на него внимания, отошел к окну. Казалось, он полностью ушел в себя, разглядывая вереницу пальм, протянувшуюся вдоль улицы и непрерывный поток сверкающих «Мерседесов». Не оборачиваясь, он поднял руку и сказал.
– Поговори с Дайной, Бузз. Спроси ее мнения. Она разбирается в женщинах гораздо лучше, чем я.
– А что думаешь ты, Дайна? – спросил Бейллиман, направляясь к бару. – Кто-нибудь хочет выпить?
– Я думаю, – ответила Дайна, что тебе следует сказать Джорджу, что его имя будет стоять под моим, как было решено раньше. – Бейллиман замер, держа на весу бутылку виски. – И, начиная с настоящего момента, пусть мисс Оберет возьмет под свою опеку Дика Рейнольдса, чтобы у нас больше не возникло недоразумений.
Поставив бутылку на место, Бейллиман повернулся к ней.
– Дайна, давай не будем горячиться и совершать неразумных поступков, ладно? Ты не хуже моего знаешь, что иногда происходит с людьми за один вечер, но есть предел, дальше которого никому из нас не следует заходить. – Он приблизился к ней. – Я хочу сказать, – он широко развел руками, – деньги есть деньги, а бизнес есть бизнес. Ты со мной согласен, Рубенс? – Рубенс не удостоил его ответом и даже не повернул головы. Бейллиман, постаравшись этого не заметить, продолжал. – Я согласен, что «это» – это совсем неплохая вещь. Что касается актера, то ему просто не выжить, если у него его нет. – Он ткнул себя в грудь большим пальцем, похожим на обрубок. – Господи, я сам знаю это прекрасно. Ты думаешь, я такое бесчувственное бревно? Я поступил так только для того, чтобы спасти картину. Мы все – одна большая семья. Когда кто-то является ко мне с законной жалобой...
– Она незаконна, – перебила его Дайна.
– Я должен действовать так, чтобы было лучше всем. Я сам себе начинаю напоминать жонглера, Дайна. Однако, черт побери, я не жалуюсь. Мне за это платят, и я выполняю свою работу. Я просто хочу объяснить свою позицию. Мне приходится думать обо всех, а не только о ком-то одном.
– С вашим братом вечно возникают проблемы, но мы в состоянии управиться с чем угодно. Ты поедешь в Нью-Йорк и, вот увидишь, все будет в порядке. Поверь мне. – Он развел руками и в голосе промелькнули умиротворяющие нотки. – Я знаю, какое напряжение возникает перед окончанием
– Что произошло с первоначальным вариантом афиши? – поинтересовалась Дайна. – В моем контракте записаны определенные гарантии.
Улыбка на лице Бейллимана стала чуть шире, точно он почувствовал, что лед начал трескаться под его ударами.
– Я думаю, тебе стоит вернуться домой и как следует перечитать текст контракта. Там оговорен размер букв, но размещение надписей и фамилий определяются студией. Мы обдумали все заново и приняли решение, которое лично я считаю абсолютно верным. Есть смысл в том, что...
– Перестань, – фыркнула Дайна. – Рейнольдс пришел сюда, наступил тебе на мозоль, и ты раскис. Вот как было дело.
У Бейллимана отвисла челюсть. Его лицо приобрело багровый оттенок. Он в ярости молча скреб прыщ на лбу до тех пор, пока не содрал его.
– Что она несет, Рубенс?
Рубенс, по-прежнему наблюдавший за тем, что происходит за окном, оторвался от своего занятия.
– Причем тут я, Бузз? Она говорит сама за себя. Бейллиман опять повернулся к Дайне.
– Ты хочешь сказать, что я – слабак? К этому ты клонишь?
– Я клоню к тому, – отрезала Дайна, – что цвет, в который выкрашены внутри стены моего трейлера, никуда не годится. Я ненавижу его. Отвратительный... бледный персиковый оттенок. Я вернусь, когда его перекрасят.
Бейллиман вцепился в край стола.
– Что? Что ты сказала? – Его изумлению не было предела. – Что значит «я вернусь»?
– Боюсь, что я буду не в состоянии сосредоточиться, вновь очутившись в помещении со столь мерзким интерьером.
– Хм, какой цвет? – Он некоторое время смотрел на нее с подозрением, затем недоуменно пожал плечами, словно соглашаясь сделать большое одолжение. – Ладно. Пусть будет так. Ты получишь, что хочешь. – Он улыбнулся. – Что такое пара банок краски для нас? Ведь мы все – друзья, верно? – Он перевел взгляд на Рубенса, внимательно наблюдавшего за ним.
– Верно, Бузз. – Рубенс кивнул. – Теперь ты начал понимать, о чем идет речь.
Бейллиман, казалось, обрел прежнюю уверенность. Обойдя стол кругом, он уселся в свое кресло и протянул руку к телефону.
– Все, что мне надо сделать...
– И освещение тоже ни к черту, – продолжала Дайна, точно не прерываясь.
Бейллиман, не успев поднести трубку к уху, примерз к креслу.
– Какое освещение? Где – освещение?
– В моем трейлере, – холодно ответила Дайна. Она шагнула к столу. – Я полагаю, что он должен быть освещен гораздо лучше.
Опустив трубку, Бейллиман оторопело уставился на Дайну.
– Могу ли я поинтересоваться, зачем тебе понадобилось освещение в трейлере? – С большим трудом ему удавалось сдерживать себя и не сорваться на крик.
– Для того, чтобы гримерам было легче работать, для чего же еще? Я хочу, чтобы с этого дня мне накладывали грим в трейлере.
– Нет, постой. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, какую бурю вызовет...
– И весь этот лишний народ – студийный сброд, посылаемый тобой для слежки за съемками – должен убраться с площадки к чертовой матери.