Сирены

ван Ластбадер Эрик

Он хлопнул в ладони. «Итак, мы начинаем».

Дайна взглянула на него. «Но здесь же нет ничего, кроме матов».

– Pacience, [2] – ответил он. – Здесь есть все, что тебе нужно.

С этими словами он словно фокусник из воздуха вытащил пистолет и бросил девушке. Та неуклюже поймала его.

– Нет, нет, нет, – спокойно заметил он. – Его нужно держать вот так, – и он продемонстрировал ей. – Это – автоматический пистолет, – продолжал Жан-Карлос и, перевернув оружие, показал Дайне нижнюю часть приклада. – Сюда вставляется обойма с патронами. Видишь, на нем нет барабана, – он вновь предостерегающе поднял палец. –

Никогда не доверяй свою жизнь автоматике. Она слишком часто дает осечки. Пользуйся револьвером. Вот, – он вновь ниоткуда достал еще один пистолет, – попробуй этот. Его носят полицейские. Как ты можешь убедиться он потяжелей, зато у него есть другие преимущества. Больший калибр и убойная сила, исключительная точность попадания. Все эти факторы важны для тебя, как для охотника.

2

Pacience (исп.) – терпение

– Нет, вот так, – его пальцы, умелые пальцы, помогли ей. – Правильно, держи его обеими руками. Тяжеловат? Да? Ничего. – Он вытащил пару утяжеленных ленточек и обернул их вокруг кистей Дайны, предварительно подложив под них кусочки эластичной материи. – Так мы будем заниматься в течение первых двух недель. Потом он будет тебе казаться легче перышка. Тогда ты, как настоящий снайпер, просто забудешь о весе оружия.

Верный своему слову он работал с ней в поте лица, натаскивая ее, пока она не научилась различать с дюжину различных моделей пистолетов и десятка два винтовок, стоя у противоположной стены комнаты, стрелять уверенно и точно, протыкать ножом туловище животного, вонзая его в соединение костей – и все это за три недели, имевшиеся в их распоряжении до отъезда на съемки в Найс. «Дальше будет больше, – сказал ей на прощание Жан-Карлос, – но пока – хватит».

– Привет, Дайна.

Она оглянулась и увидела Рубенса, стоящего возле ее столика. Это был красивый, высокий и широкоплечий мужчина, на дерзком, самоуверенном лице которого горели черные глаза, казавшиеся еще более темными из-за смуглой кожи. Внешность выдавала в нем выходца из Средиземноморья и с равным успехом могла принадлежать уроженцу и Испании, и Греции. Человеку, впервые встречавшемуся с ним, бросались в глаза строго очерченный, решительный рот и довольно длинные волосы, такие же черные как и глаза.

Впрочем, все эти детали были чисто поверхностными.

Стоило ему только войти в комнату, полную народа, как все, бывшие там, тут же ощущали его внушительное присутствие. Он прямо-таки излучал энергию, точно новенький ядерный реактор, и, возможно именно поэтому, слухи и сплетни неизбежно следовали длинной вереницей за ним, как хвост космической пыли за кометой.

Про него говорили, например, что он не потерпел ни единого поражения в нешуточных сражениях, частенько разгоравшихся во время собраний директоров кинокомпаний. При этом он никогда не довольствовался простой победой в споре, стремясь сравнять своих противников с землей.

Рассказывали также, что он развелся с женой – необычайно красивой и талантливой женщиной, – поскольку та отказывалась дотрагиваться до него на публике.

Большой любитель морских путешествий в тропических морях, Рубенс был известен своим пристрастием к мясу акул, и сам старался поддерживать эту репутацию при всяком удобном случае. Последнее обстоятельство вызывало особое восхищение у многочисленных прихлебателей, толпившихся вокруг него и пресмыкавшихся перед ним сверх всякой меры.

– Рубенс, – сказала Дайна, поднимая свой стакан и думая про себя: «Вот человек, которого я хотела бы сейчас видеть меньше всего на свете».

Как раз из-за того, что все вокруг преклонялись

перед ним, она, еще до их первой встречи, решила вести себя противоположным образом. Для нее он олицетворял собой холодную и бесчувственную душу Лос-Анджелеса, мишурный лоск высшего света, являвшегося предметом мечтаний всех охотников за дешевой славой. Дайна воспринимала его скорее как символ, нежели человека.

Рубенс положил руку на спинку плетеного стула напротив и спросил: «Ты не возражаешь?»

Она была ужасно напугана и, почувствовав непреодолимую дрожь во всем теле, вцепилась изо всех сил в подол своей юбки. Однако в еще большее смятение ее привело другое, гораздо более сильное, чем страх, чувство, неожиданно проснувшееся в ее душе. Ощущение одиночества ослабило ее волю и теперь, глядя на стоявшего перед ней мужчину, она думала о том, другом, растворившемся в ночи с пятнадцатилетней девчонкой, которая, появившись на мгновение, тут же исчезла из ее жизни, смеясь и бесстыдно сверкнув на прощание своим молодым крепким задом. Она думала о Марке.

Дайна откашлялась, прочищая горло. «Пожалуйста», – пробормотала она не своим голосом.

– Водка с тоником. Франк, – сказал Рубенс метрдотелю, усаживаясь. – Принеси «Столичную».

– Значит «Столичная». Хорошо, сэр. А вы, мисс Уитней? Еще одну «Бакарди»?

– Да, – Дайна подняла пустой стакан. – В самом деле, почему бы и нет?

Франк кивнул, принимая стакан из ее рук. Рубенс сидел молча, дожидаясь пока принесут заказы. Наконец это было сделано, и они опять остались вдвоем. Дайна обвела зал взглядом, на секунду задержав его на стойке бара, где собралась небольшая, но шумная кучка пьяниц; их хрипловатый пронзительный смех находился в странном противоречии с тщательно контролируемыми движениями рук и голов. Эти люди как две капли воды проходили на своих собратьев, которых можно встретить в любом баре в любой части света.

– Я не сказал ничего такого?

– Что?

– Я имею в виду твое настроение.

Дайна отхлебнула из стакана. При других обстоятельствах она, возможно, приняла бы вызов, но сегодня...

– Просто неудачный день, – ответила она.

– Все в порядке на съемках?

В ней уже вспыхнула подозрительность.

– Ты прекрасно знаешь, как идут съемки. Там все нормально. К чему ты клонишь?

Он развел руками.

– Ни к чему. Я просто подхожу к столику, вижу это выражение на твоем лице... – Он сделал глоток из своего стакана. – Я не хочу, чтобы мои звезды выглядели несчастными. Я думал, что могу чем-то помочь.

– Ну да. Помочь мне очутиться в твоей постели, – эти слова вырвались у нее сами собой. Она подумала:

«О, господи, я сказала это».

– Пожалуй, я пойду, – Рубенс протянул руку к стакану.

Она следила за выражением на его лице, чувствуя, как ее мысли разбегаются в разные стороны. «Даже, если ты – законченный негодяй, – думала она, – то это все, что у меня есть на сегодня. Мне везет».

– Не надо, не уходи, – попросила она, наполовину искренне. – Я просто в отвратительном настроении. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Он уже успел подняться и теперь горько усмехнулся в ответ на ее слова.

– Боюсь, это имеет ко мне непосредственное отношение. Ты вправе говорить со мной так, – он снова развел руками. – Это правда, ты знаешь. Мне хотелось переспать с тобой с того самого дня, когда мы познакомились полтора года назад. Но ты встретила этого сумасшедшего черного режиссера – как его имя? Марк...

– Нэсситер, – торопливо сказала Дайна. Рубенс щелкнул пальцами.

– Ну да, верно. Нэсситер. – Он молча пожевал губами и пожал плечами. – Впрочем, кто здесь хранит верность. – Он заговорщицки огляделся вокруг. – Каждый спит с каждым. Вот я и думал...