Сиротка
Шрифт:
— О чем, дорогая?
Эрмин позвала мать к окну. Они говорили шепотом. На востоке вставало солнце, освещая деревья, украшенные сосульками и инеем.
Внизу хлопнула дверь.
— Селестен уходит. Скатертью дорога! — сказала Лора.
— Но кто будет делать его работу? — спросила Эрмин. — Топить печь, следить за садом, убирать снег?
— Арман — мальчик крепкий, и руки у него золотые. Бетти призналась, что он за пару лет хочет заработать на мотоцикл. Он хоро-ший парень и будет рад помогать мне на протяжении нескольких
Девушка с трудом сдерживала слезы. Она собрала волосы на затылке и надела меховые сапожки.
— Сейчас позавтракаю и ухожу, — сказала она тихо. — Если Жозеф узнает… Селестен мог догадаться о наших планах.
— Не думаю, хотя все возможно. Дорогая, ты напишешь мне? Ты приедешь?
— Конечно, мама!
Эрмин спустилась в гостиную с кожаной сумкой, набитой под завязку, в одной руке и меховой курткой — в другой. Мирей принесла ей чашку кофе и горячую сдобную булочку.
— Моя маленькая искательница приключений, я не знаю, куда ты уезжаешь, но налила в термос кофе и завернула остальные булочки в бумагу, — ласково сказала экономка.
Она указала на вторую сумку, стоявшую у ее ног.
— Еды здесь хватит на целый полк: хлеб, сыр, колбаса, печенье. Сегодня ведь Рождество!
— Спасибо большое, Мирей.
Лора в это время надевала шубку и сапожки.
— Я провожу тебя немного, дорогая.
Девушка предпочла бы уйти без провожатых, но не осмелилась перечить матери. Внезапно, впервые со вчерашнего дня, она вспомнила о своем несчастном женихе.
— Мама, не забудь вернуть Хансу кольцо. Скажи ему, что мне очень жаль. Он мне нравится, но этого мало.
— Лучше выйти через заднюю дверь, — посоветовала экономка, видя, что они готовы. — Да хранит тебя Господь, крошка Эрмин.
Оказавшись на улице, Эрмин вздохнула с облегчением. Мороз пощипывал лицо, и это было приятно. С Лорой они попрощались на опушке кленовой рощи, недалеко от дома.
— Видишь, мое дорогое дитя, я не захожу слишком далеко, — тихо сказала Лора. — Беги скорее!
— Мама, спасибо! И дай Жозефу достойный отпор. А еще погладь за меня Шинука и утешь Лолотту и Бетти!
— Обещаю! А теперь иди, улетай, мой соловей!
Они обменялись воздушными поцелуями. Эрмин уходила энергичным шагом, не оборачиваясь. Сумки были тяжелыми, но снег подмерз, и идти было легче.
«Я столько времени ждала и огорчалась, сидя на этом лугу возле мельницы, — думала она. — Но сегодня утром, в Рождество, Тошан придет на свидание!»
Она шла — крошечная точка на фоне белого пейзажа, безмолвного и замерзшего. И вот посреди укрытого снегом луга она увидела сани, трех серых собак и мужчину, махавшего ей рукой.
— Тошан! — пробормотала она.
Эрмин хотелось выкрикнуть это имя, которое она повторяла днями и ночами больше года. Но она уезжала без разрешения опекуна,
Издалека она увидела, что Тошан улыбается, что он вне себя от радости. Он запрыгнул в сани, и до девушки донесся свист. Собаки, открыв пасти, понеслись ей навстречу, но ни одна не залаяла.
«Он едет за мной, — сказала она себе. — Он видит, что у меня тяжелые сумки».
Упряжка, казалось, неслась над землей. Через две минуты Тошан был уже рядом. Подбежав к девушке, он обнял ее и закружил над землей.
— Ты пришла, моя суженая, моя красавица! Ты пришла!
— Тише, не кричи, Тошан! Нас не должны слышать!
— Сейчас только девять утра, последние жители твоего призрачного поселка еще спят под пуховыми одеялами, — заявил он.
Она заставила его замолчать с помощью поцелуя, обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом. Он продолжал кружить ее, обнимая крепко-крепко. Эрмин смеялась. Она боялась, что умрет от счастья. Лицо она спрятала на груди Тошана.
Укрывшись за стволом старой яблони, Лора закрыла глаза. Она чувствовала себя виноватой, хотя счастье молодых людей смягчало ее боль и только что испытанное ею потрясение.
«Сани! — повторяла она про себя. — Они так похожи на те, что Жослин купил для меня, и за хорошую цену! Я помню, он приговаривал: „Королевские сани для моей принцессы Лоры!“».
Она вспомнила резную спинку с узором из сосновых шишек и дубовых листьев. Лакированное дерево было темным, полозья — сильно выгнутыми. Тошан увозил Эрмин на санях, которые ее отец купил много-много лет назад.
«В первый же вечер, в лесу, Жослин вырезал на поручнях наши инициалы: слева, ближе к сердцу, — „Л“, а справа — „Ж“».
Над лугом, хлопая крыльями и громко каркая, пролетела стая ворон. Лора изо всех сил старалась не заплакать. Наконец она открыла глаза. Тошан смотрел на нее. Эрмин была уже в трех шагах, порозовевшая от смущения.
— Мама! Ты пошла за мной следом? Но зачем?
— Не знаю. Хотела убедиться, что ты не одна, что вы уезжаете и у вас все хорошо.
— Раз так, идем, я познакомлю тебя с моим будущим мужем. Я не успела поговорить с ним о тебе, но это ничего.
Тошан из вежливости решил подойти первым. Лора протянула ему руку со словами:
— Не бойтесь, месье, я пришла не для того, чтобы остановить мою дочь. Я шла по ее следам, не понимая, что делаю. Это было сильнее меня, а может, у меня и не было выбора… Откуда у вас эти прекрасные сани?
Молодой человек внимательно посмотрел на нее.
— Я не их хозяин, мадам, но я езжу на них много лет и всегда хорошо за ними ухаживал. Их оставил у нас один человек.
— Жослин Шарден! — едва слышно сказала Лора. — Мой любимый супруг.
Эрмин слушала, и сердце ее колотилось. Она смотрела на сани и не могла поверить, что это сани ее отца. Одна из собак залаяла, без сомнения, от нетерпения.