Сиротская доля

Прус Болеслав

Потом приложился к табакерке раз, другой, медленно и деловито вытер нос и, к великой радости детей, прекратил экзамен.

Пани Винцентова ломала руки, зато пан Анзельм смеялся так, что у него глаза едва на лоб не вылезли.

— Какой же шутник выйдет из этого малыша! — сказал он, целуя Яся в светлые кудри.

Одна только пани Анзельмова не слышала всего этого. Она все размышляла о своих нервах и о том — женится ли чуткий Веслав Ружиц на Цецилии?

Хотя Ясь и провалился на экзамене, он был необычайно способным мальчиком. Ему

было всего девять лет, а он стругал деревянные мечи и луки для сынишки пана Анзельма и лодочки из сосновой коры для его дочек. Разбирался в механизме мельницы, лесопилки и маленьких стенных часов; только никак не мог понять: почему одна стрелка движется быстрее, чем другая?

В арифметике он делал поразительные успехи: подумайте, сам открыл способ решения трех первых действий на зернах фасоли и таким путем обучил даже Юзека, который был старше его, неслыханно трудной вещи — таблице умножения. С тех пор всякий раз, когда дети чего-либо не понимали, пани Винцентова сперва объясняла это Ясю, а он — детям, с помощью собственных примеров, отличавшихся простотой и ясностью.

Пан Анзельм не раз говорил Ясю:

— Мальчик! Ты будешь великим человеком!

Больше всех своих маленьких товарищей Ясь полюбил Антосю. Случилось так, что в ребячьей республике оба они занимали самое скромное положение: Ясь был сыном гувернантки, Антосю родители баловали меньше других своих детей.

Как-то раз между Ясем и Антосей произошел весьма характерный разговор:

— Кем бы ты хотела быть? — спросил мальчик.

— Я бы хотела быть Маней, — ответила девочка. — А ты?

— А я… кучером!

Маня — сестра Антоси, была любимицей матери. А Ясь, играя с Юзеком, всегда выполнял обязанности коня. Этими обстоятельствами и объяснялись мечты детей.

Больше всего игрушек Ясь дарил Антосе. Однажды он даже сделал ей колыбельку для куклы; к несчастью, кукла была длиной в пол-локтя, а колыбель едва в несколько дюймов.

— Ну что ж, сломаем ее, и все! — с огорчением сказал Ясь, беря в руки колыбельку.

— И не думай! — воскликнула Антося. — Ведь у куклы может быть ребенок.

— Правда!..

Действительно, на другой день при содействии служанки родился ребенок, сооруженный из тряпок и ваты. Ясь внимательно к нему присматривался.

— Что это такое? — спросил он, указывая на верхнюю половину тела новорожденного.

— Голова!..

— А руки где?

— У нее нет рук, только рубашка.

Принесли колыбель, но оказалось, что голова слишком широка для нее. Ясь снова огорчился, но Антося в утешение попросила его нарисовать кукле нос и глаза, что он и выполнил, усиленно вращая по этому случаю языком.

Дружба детей была так велика, что Ясь даже решил поделиться с Антосей неслыханно важной тайной.

— Пойдем, — сказал он ей, — я тебе покажу гнездо.

— Гнездо? — воскликнула Антося, всплеснув руками.

— Но ты никому не скажешь? — торжественно спросил Ясь.

— Нет!.. честное слово…

Они

пошли в сад, где капельки росы, обильно осевшей на листьях, переливались всеми цветами радуги. В воздухе, напоенном пьянящим ароматом, гремел разноголосый птичий хор; жужжали пчелы и стрекотали кузнечики.

— А это настоящее гнездо? — горя от любопытства, спросила девочка.

— Конечно.

— И там есть маленькие птички?

— А ты как думаешь?.. Наверно…

В одном из кустов что-то зашелестело.

— Может, это здесь? — не унималась Антося. — Может, ты забыл?

Ясь вместо ответа с важным видом помотал головой.

Наконец дошли до клумбы в конце сада. Ясь остановился, встал на колени и, осторожно отгибая ветки, прошептал:

— Тише!..

Антося опустила головку и приложила палец к губам.

— Видишь? — спросил Ясь.

— Вижу, — ответила она, — но не знаю где…

Ясь показал пальцем.

— Ах!.. — воскликнула она в восхищенье.

На расстоянии локтя от Антоси, прямо на земле, лежало серое гнездышко, круглое и гладкое, словно отлитое. Внутри был вогнутый матрасик из конского волоса и пуха, а на нем — маленький птенчик: красный, без перьев. У него были затянутые пленкой, но выпуклые большие глаза, и еще больший животик. Услышав шорох, птенец поднял головку, а желтый клювик раскрыл так широко, словно хотел проглотить Антосю.

— Есть просит! — заметил Ясь.

В эту минуту на ветку — прямо над головами детей — села уже взрослая птичка. Она несколько раз пошевелила хвостиком, поглядела на непрошеных гостей сперва правым глазом, потом левым и жалобно запищала.

— Отойдем, — сказал Ясь. — Мать пришла его кормить.

Антося возвращалась домой в глубокой задумчивости; несколько часов спустя она спросила:

— Ясь! Нельзя ли показать гнездо Мане?

— Ну нет!

— И Юзеку тоже нельзя?

— Само собой! Юзек сразу разорит гнездо.

Антося действительно сохранила тайну, но, к несчастью, решила позаботиться о птенчике. Под вечер, ничего не сказав Ясю, она взяла горсть хлебных крошек и щедро накормила ими маленького голыша. А когда на следующий день дети пришли его навестить, бедный птенчик уже не дышал.

— Ах, Антося! — сказал Ясь. — Это, верно, ты виновата?

Девочка залилась слезами.

Ясь взял в руку мертвого птенца — он был какой-то сморщенный и холодный — и прошептал:

— Чем же ты провинился, бедняжка!..

На глаза его навернулись слезы.

— Не говори так, Ясь! — попросила огорченная девочка и потом поспешно добавила: — Зато мы можем устроить ему похороны…

— Что ему с того?

— Я уложу его в колыбельку, в ту, которую ты мне подарил для куклы… ты сделаешь ему крестик…

— Перестань! — прервал ее Ясь. — Подумай лучше о том, что нам будет за это.

— Да ведь никто не знает…

— Не беспокойся! Господь бог хорошо знает, он еще накажет меня за то, что я показал тебе гнездо…