Сироты небесные

Лазарчук Андрей Геннадьевич

И всё было бы намного проще.

Но это уже, как говорит бабка Калерия, разговор в пользу бедных…

«Неустрашимый» улетел ночью, незаметно. А накануне вечером Санька собрал почти всех главных начальников: Потапова – коменданта Верхнего, четверых судей Ыеттёю: тетушку Агжу, почтенного Рагнура, почтенного Сулага и учителя Пейю, – и Юрия Борисовича Громова, первого секретаря. Не хватало ещё одного судьи, его не смогли найти посыльные, и председателя исполкома Дениса Витальевича Кима – он был ранен в стычке. Свой голос он передал Громову. Примерно за час с помощью Барса составили документ, согласно которому планета Мизель со всем её

населением, планетным телом и центральным светилом присоединяется к союзу Земли, Эрхшшаа, марцалов и Свободных – на первых порах, до создания центрального правительства, в качестве подопечной территории, а затем – в качестве равноправного члена. Причём, поскольку на планете существует крупная стихийная колония выходцев с Земли, именно Земля несёт основную ответственность за процветание и скорейший выход из изоляционно-регрессивного шока своей подопечной…

Это обсуждали с Рра-Раштом и Барсом наедине перед самым собранием. Почему мы? – Вам сейчас просто необходимо о ком-то заботиться. Это позволит не остановиться в развитии… Кроме того, у большинства землян-переселенцев на планете-метрополии остались родственники, а значит, Земля становится естественным патроном для этой маленькой колонии…

Права собственности, принципы самоуправления, свобода миграции, доступ к технологиям – всё к обоюдному удовлетворению. Договор составлен в двух экземплярах, один отбывает на Землю на борту «Неустрашимого», другой – остаётся на Мизели. Подписи: капитан «Неустрашимого» Рра-Рашт, начальник экспедиции Александр Смолянин…

Без Рра-Рашта стало пусто и неуютно. Пожилой Кот был чертовски надёжен. А тут ещё Ярослав заявил, что отправляется домой. Пора.

И Санька понял, что ему нужен отпуск. Хотя бы на один день.

…Они смылись на «Спасателе» – Санька, Михель, Вовочка, Лизка, Маша и Ярослав. «На хозяйстве» остались только Артём и Барс. По дороге отпускники забрали Олега с Артуром из хижины Имжкура (хижина была не хижиной, а странного вида башней частью из камня, частью из дерева) – с обещанием вернуть завтра, – и еле-еле ковыляющего на костыле Спартака – из дома, под личное поручительство пана Ярека, что ходить больному не придётся, а придётся только лежать в тепле и много и вкусно есть. Впрочем, и это не помогло бы, если бы не Маша: она сказала, что на ферму ей не очень хочется, а лучше они останется здесь и поболтает с Еленой Матвеевной о своём, о женском. Получилось, таким образом, что-то вроде культурного обмена.

О-о, как встречали пана Ярека дома! Как кричали и пели, как висели у него на шее и барабанили по гулкой спине: жёны, дети, работники… Знали уже, что жив он и здоров, весточку об этой радости давно принесли – так что обошлось без обмороков; да и соседи скоро подъехали: ждали, должно быть. И тоже радость, и тоже – по спине… Стол новый сколотили прямо перед домом, широкие удобные лавки поставили. И уж таких медов, таких кушаний нанесли, каких пирогов…

На Саньку отцы семейств смотрели без робости, качали головами: юн, слишком юн был новый начальник планеты. Но разговаривали почтительно, интересовались: вот многих с Земли без паспортов забрали, как таким быть? Восстановят ли документ и прописку, если кто вдруг вернуться захочет? А то и хуже: муж или жена на Земле остались, а здесь – человек по другому разу семью создал, детьми обзавёлся… Санька обещал, что всё будет улажено, и не с такими коллизиями справлялись.

Некоторые вопросы ставили его в тупик: например, отменили

ли в Омске продуктовые карточки и вывели ли американцы першингов из Европы? Он не знал, что такое карточки и кто такие першинги. Ему объясняли. Когда он говорил, что еды давным-давно просто невпроворот и что и Советский Союз, и Штаты развалились и даже успели забыть, что враждовали когда-то, – народ чесал в затылках и из вежливости делал вид, что верит…

Незаметно подполз вечер. Разошлись и разъехались гости. От зябкого ветерка, потянувшего вдруг с болот, спрятались в просторной летней кухне.

Осоловевшего от еды и питья Саньку тянуло в сон – и в то же время он знал: усни сейчас – и окажется, что прекраснейшие часы в своей жизни ты проспал. Тогда он сходил за гитарой (взбодрившись на холодке). Когда вернулся, Олег как раз объяснял Ярославу, что с ним делает знахарь.

– Понимаешь, окончательно эту заразу какими-то внешними методами изгнать невозможно. Но зато – можно научиться ею управлять. Этим мы и занимаемся. В общем, нужно особым образом концентрироваться… Я её уже остановил, выше не ползет, теперь осталось научиться выдавливать её из себя. Принцип я схватил, но пока что это слишком утомляет.

– По каплям выдавливать из себя горнорабочего, – сказал Артур.

– А как же с собаками? – спросил Вовочка. – Они ведь не могут концентрироваться…

Он достал из кармана и рассыпал по столу горсть разноцветных блестящих шариков.

– Ух ты, – сказал Михель. – Твои?

Вовочка кивнул.

Михель вытащил из кармана и пустил по столу один – но, похоже, очень тяжёлый, блестящий, с чуть заметным синеватым отливом.

– Боюсь, что собаки остаются под землей навсегда, – сказал Олег. – При этом они бессмертны… или почти бессмертны. Ну-ка… – он потянулся за шариком Михеля, приподнял, чуть не уронил. – Похоже, это рений. Редчайший металл. Тебе повезло, парень.

Вот, наверное, почему ещё имперцы так рвутся найти и захватить эту планету, подумал Санька. Потому что здесь умеют таким нехитрым способом добывать редчайшие металлы…

– Саша, можно гитару? – спросил Олег. – Вспомнил песню…

Он прошёлся по струнам, виновато улыбнулся: отвык, – и начал:

– Отшумели песни нашего полка…

– Отзвенели звонкие копыта, – подхватил Санька.

– Неужели ещё помнят? – Олег даже ахнул и прижал струны.

– У нас в экипаже она была строевой, – засмеялся Санька.

– Ну, тогда с начала…

Они спели эту, и другую, и «Когда воротимся мы в Портленд», и «Все небо пламенем объято», и грустную «Сумерки, природа…» – причём оказалось, что Санька знает на куплет больше, чем остальные: «…Медленно и чинно входят в ночь, как в море, кивера и каски, не понять, кто главный, кто слуга, кто барин, из дворца ль, из хаты… Бедны и богаты, вечностью объяты, все они солдаты»…

– О, – сказал Санька. – Вспомнил. Музыкой навеяло. Почему верёвка называется «партизанкой»?

Все переглянулись. Очень трудно объяснять простые вещи…

– Ну, это же ещё на Земле… когда война была, были такие партизаны, – сказал наконец Вовочка. – Они в лесу жили. На деревьях. И, когда враги входили в лес, они на этих верёвках на них прыгали. Или наоборот – перепрыгивали с дерева на дерево…

– Понял, – сказал Санька, давя в себе хохот. – «Дженни, Дженни, я Тарзан, иду на сближение…»

Ребятишки его не поняли, а взрослые – раскололись…

Отсмеявшись, пан Ярек выволок на свет свою затрёпанную тетрадку.