Сироты вечности
Шрифт:
Все эти чешуйчатые ядовитые гады моментально бросились на Ванни Фуччи. Итальянец изо всех сил пытался высвободить хотя бы одну руку и показать Господу еще один кукиш.
Брат Фредди, вернее, кенхр вонзил клыки в горло нечестивцу, и того сразу охватило пламя.
В студии нестерпимо запахло серой. Тысячи подписчиков кабельной сети позже клялись, что чувствовали запах даже у себя дома, сидя у телевизоров.
Ванни Фуччи и весь змеиный клубок загорелись и исчезли в яркой оранжево-зеленой вспышке пламени. Остаточное свечение от этой вспышки на цветных видеокамерах RCA составило сорок секунд.
Студия «Утреннего клуба „Аллилуйя“» внезапно опустела.
Тем же вечером программа «Найтлайн» прокрутила злополучную запись и получила шестидесятипроцентный рейтинг. Тед Коппель и профессор Карл Саган официально заявили с телеэкрана, что все случившееся вполне можно объяснить естественными причинами.
В ту неделю подписчики «Утреннего клуба „Аллилуйя“» брата Фредди прислали в миссию пожертвования на сумму 23 миллиона 267 тысяч 894 доллара 79 центов.
Настоящий рекорд, ну разве что «Крестовый поход Билли Грэма» их как-то опередил.
Предисловие к «Кошмарным скрипом колыбели»
Вот еще один рассказ о телепроповедниках.
Погодите, не закрывайте книгу! Вы не подумайте, клеймение этих жалких склизких тварей – не единственный доступный мне способ самовыражения. Сейчас я все объясню.
Однажды Эдвард Брайант, увенчанный наградами писатель, предложил мне поучаствовать в одном проекте. Некое издание из штата Колорадо хотело опубликовать в своем рождественском номере четыре рассказа. Издание это… ну как бы вам сказать… в общем, это был каталог комиксов. Зато очень хороший. Это был даже больше чем каталог: Эд вел там свою колонку, посвященную книжным новинкам, а весьма разборчивый критик Лианн Харпер – превосходный раздел о кино.
Короче, четыре писателя должны были написать четыре рассказа, а Эд – историю-обрамление (сочинить такую историю – всегда задачка не из легких). Единственные ограничения – длина и жанр: очень короткий рождественский рассказ и чтобы в нем упоминался «неожиданный подарок». В проекте участвовали Стив Резник Тем, Конни Уиллис и Синтия Фелис – сплошь колорадская мафия. Синтия объявила, что ее история будет веселой и жизнерадостной, так что все остальные могли спокойно расползтись по своим склепам и перетряхнуть их на предмет всяческих демонов.
В результате, как и следовало ожидать, мы получили рассказ Уиллис – остроумный, гнетущий и, как всегда, блестящий; рассказ Стива Тема – неподражаемо-яркий и по-настоящему мрачный; и мой собственный рассказ – приведенный ниже. Оригинальному обрамлению Эда Брайанта удалось каким-то образом увязать все эти абсолютно разные истории воедино. А вот Синтия Фелис выбыла из игры из-за других неотложных дел. Поэтому в итоге читателю достались в подарок три столь непозволительно мрачных рассказа, что он, наверное, попросил у Санты на Новый год бритву поострее или капсулу цианида.
Для каталога это был первый опыт публикации художественной литературы. Говорят, после прочтения издателя немедленно хватил удар. Он крутился и бегал по стенкам, как Линда Блэр в фильме про экзорциста, и, сколько его ни кормили аменазином, очухался только после Нового года.
По правде говоря, я настолько разошелся с этим рассказом, что включил туда несколько персональных шуток: одну про моего издателя и одну про редактора,
Вздумалось, по-моему, всем. Вдобавок рассказы потом купил и напечатал «Журнал научной фантастики Айзека Азимова», тем самым отравив массе народу еще и следующее Рождество. Мало того, Брайант разослал всем знакомым по экземпляру в качестве подарка, а у него в приятелях ходят все издатели, редакторы да, по-моему, вообще все жители нашей галактики.
Так что очень скоро про меня начали говорить: а, это тот самый человек, который зарезал Рождество ножом для выживания; да Гринч и Скрудж по сравнению с Симмонсом – просто добрые рождественские эльфы!
И ничего не помогало, хотя я оправдывался, как мог, и объяснял всем и каждому, что Рождество – мой самый любимый праздник (после Хеллоуина, конечно), и что каждое двадцать четвертое декабря мы с женой и маленькой дочуркой идем к ближайшему заснеженному холму смотреть на сани Санта-Клауса, и что в пятом классе я играл Сиротку Билли (на самом деле Иисуса Христа), и что…
Нет, ничего не помогало и, наверное, уже не поможет.
Но вы подумайте-ка вот о чем: когда наконец случится Большая Ошибка, компьютеры станут сами себе хозяева, польют нас каким-нибудь Адским Дезинфектором и начнут вымывать и выжигать с лица земли; когда все то оружие, которое мы заготавливали последние сорок лет, будет пущено в ход – только потому, что кому-то захочется проверить, сработает ли оно; когда рассеются ядерные облака и на смену ядерной зиме придет серенькая ядерная весна… спросите себя: эй, милый, а у какой организации в Штатах была достаточная инфраструктура, чтобы пережить такой атас? У кого система спутников на мази, кто уже забрался в наши дома и только и ждет, чтобы повести всех за собой, призывно зашептав в ядерной ночи? У кого миллионы последователей… фанатичных, готовых слепо подчиняться, с радостью крушить и резать, чтобы, пока все остальные выкапывают из руин все остальное, не прекращалась великая программа?
Ну, догадались?
Потеснитесь-ка, мистер Уолтер Ф. Миллер.
И напоследок, для будущих биографов и библиографов: наиболее проницательные, наверное, заметили, что и в этом рассказе, и вообще во всех моих рассказах и романах, в которых упоминаются жадные, бесчестные, себялюбивые, во всех смыслах слова двуличные телепроповедники, штаб-квартиры их организаций непременно располагаются в Дотане, штат Алабама. Кто-то из вас, возможно, интересуется: «Что же такого случилось в Дотане, штат Алабама? Кто же его там так сильно обидел? О такой жути, может, даже в книжке не напечатаешь? Почему же на безупречное зерцало славного южного города легло несмываемое пятно такого позора?»
Ну уж я-то точно вам ничего не скажу.
Кошмарным скрипом колыбели
В канун Рождества брат Джимми-Джо Билли-Боб нес Слово Божие жителям Нью-Йорка. На своем длинном, выдолбленном из цельного ствола каноэ он проплыл на восток по Сорок второй улице до перекрестка, свернул на север и стал подниматься против течения по Пятой авеню. Там, под темной толщей воды, мерцала зеленоватым светом крыша публичной библиотеки. Стоял тихий холодный вечер. Солнце село (такой же великолепный кроваво-красный закат, как и все предыдущие двадцать пять лет, минувшие со времен Большой Ошибки девяносто восьмого года).