Сироты
Шрифт:
— А?
Крисси расстегивала мои штаны ухоженными пальцами.
— Не расстраивайся. Я сейчас все улажу.
Куда ей. Она бы все уладила, если записала бы меня на высадку, но это не в ее силах. Впрочем, Джейсон-младший начал думать за меня и надумал срочные мысли. Я обнял Крисси за талию и потянул к себе.
— Что там у тебя — пистолет в кармане? — хихикнула она.
Старые игры — но как хорошо она в них играет!
Бум, бум!
Дверь с шумом распахнулась.
15
— Специалист Уондер?
Вошли
Черт! Черт, черт, черт! Попасться пьяным в опиумном притоне. И еще в мои годы — документы-то с липовой датой рождения остались у Орда в конверте. Да в постели с такой же пьяной красоткой — нет, это просто слишком хорошо, чтобы быть законным.
Сержанты захлопали зенками на Крисси, потом один сказал:
— Тебе приказано возвращаться в строй.
Я замотал головой.
— Я в увольнении.
— Вызывают обратно.
Суровый сержант номер один помахал бумажкой.
Крисси завернулась в простыню и надулась.
— А куда являться-то?
— На ближайшую базу. В Канаверал.
— Когда?
— Сейчас же. Собирайся.
— Хорошо. Дайте мне десять минут.
— Я сказал: собирайся, специалист. — Сержант потянулся к кобуре.
Я миролюбиво развел руками.
— Ребят, я три месяца спал в одной казарме с полусотней волосатых парней. Ну десять минут, а?
— Можешь хоть с яками спать, армии это не касается. Пошевеливайся давай. — Он шагнул вперед.
Неподчинение приказам на войне равносильно дезертирству: тебя могут расстрелять на месте, даже не церемонясь с такими мелочами, как конституция. А я в последнее время не очень-то хорошую репутацию себе заработал. Я еще раз глянул на кобуру, вздохнул, заправился и застегнул ширинку. Крисси со стоном отвернулась к стене.
— Как вы меня нашли? — поинтересовался я, поднимаясь.
Сержант постучал себя пальцем по груди, потом ткнул в небо.
— Радиожетон.
Ну конечно. При записи в войска каждому солдату за грудину вживляют идентификационный микрочип. Одна из его задач — опознание трупов; поэтому и суют его в центр самого защищенного куска мяса. Кроме того, чип посылает сигналы навигационным спутникам, как любой мотоцикл или машина. Тридцать восьмая поправка к конституции* [4] запрещает спутниковое наблюдение за людьми, но армии не впервой пренебрегать гражданскими правами. Говорят, радиожетоны сперва опробовали на собаках и хотели назвать «бирками». Не знаю, правда или нет.
4
На настоящий день существует только 27 поправок к конституции США (прим. пер. )
Я бросил прощальный взгляд на Крисси. Она послала мне воздушный поцелуй, и мое сердце облилось кровью. Ну ладно, ладно, не сердце. Кровь хлынула кое-куда пониже.
Громыхая солдатскими ботинками, мы прошагали по мраморным ступенькам, преодолели через бесконечную прихожую и вышли к уродливой полицейской машине. Через открытую дверь
— И тебя загребли? — изумился я. — За что?
Мецгер нехотя повернулся и приоткрыл один глаз.
— Вызывают всякий раз, когда засекают приближающийся снаряд. А вот на кой черт ты им сдался, ума не приложу.
— Я думал, за пьянство, — выдавил я, чувствуя себя круглым идиотом.
Мецгер закрыл глаз.
— Расслабься. Наслаждайся минутами, которые остались от увольнения. Скоро они кончатся.
Как когда-то кончилось мое детство.
Нас везли той же дорогой, какой Мецгер добирался сюда, только медленнее, и я, несмотря на мучившие меня вопросы, задремал. Мне снились мама, и Вальтер, и космический корабль, отправлявшийся без меня на Юпитер. Я вдруг осознал, как сильно переменился. Я почти не горевал, что на самом интересном месте меня оторвали от восхитительной красотки (а ведь раньше я буйствовал бы из-за этого целый день). Конечно, я предпочел бы ехать рядом с Крисси, а не с храпящим Мецгером, но это так, мелочи. Больше всего мне сейчас хотелось пробраться на корабль, отбывающий к Юпитеру.
Разбудил меня свет прожекторов у ворот Канаверальской базы. Я застонал: разговоры о том, что после дорогих вин не бывает похмелья, оказались таким же враньем, как и «готовые к употреблению блюда» в нашем пайке.
Машина остановилась на потресканном асфальте перед старым темным зданием без окон. Мы вышли. Сержант хлопнул дверцей, и я скривился — так сильно отдало в голову.
— Это что? — спросил я, кивнув на здание.
Мецгер завел меня внутрь и провел в комнату, уставленную старомодными мониторами, за которыми сидели операторы, наговаривавшие что-то в микрофоны. С дальней стены светил экран. Ну прямо ожившая голограмма из исторического кино.
— Капитан Мецгер! Джейсон!
Знакомый голос. Я повернулся и увидел того самого чудаковатого капитана из военной разведки, с которым мы таскались по Питсбургу. Говард Гиббл.
Он пожал нам руки и потащил в застекленный конференц-зал. Мы уселись друг напротив друга.
— Мы бы, конечно, все равно тебя нашли, — улыбнулся он мне, — но я и не ожидал, что ты так близко окажешься.
Вошел медик в хирургическом костюме и с переносным компьютером. Гиббл кивнул на меня. Медик обернул мое предплечье подсоединенной к компьютеру манжеткой.
— Давление в нижних пределах нормы, — пробормотал он.
— Да я в порядке, — сказал я Гибблу. Они чего, на наркотики меня проверяют?
Тем временем медик сунул мне в ухо термометр и удовлетворенно буркнул, глядя на экран. Он приступил к моим коленным рефлексам, а я все еще переводил недоуменный взгляд с Мецгера на Гиббла и обратно.
— Это что за музей такой?
— Музей? — фыркнул Мецгер.
Я показал на экран за стеклом конференц-зала, где шел документальный фильм о ракете. Вот она стоит, снежно-белая в лучах прожекторов, а снизу поднимаются пары жидкого азота. Я раньше собирал фантики с ракетами — в основном, ради жвачки — так что сразу ее узнал.