Система доктора Дегот и профессора Перье
Шрифт:
— Это ваша система? — спросил я. — Вами изобретенная?
— Я горжусь тем, что могу признать ее своею, — отвечал он, — по крайней мере, до некоторой степени.
В такой беседе мы провели час или два с г-ном Мальяром. Он показал мне сад и оранжереи, имевшиеся при лечебнице.
— Я подожду знакомить вас с моими пациентами, — заметил он. — Их выходки всегда более или менее расстраивают нервного человека. Я не хочу отбивать у вас аппетит. Сначала мы пообедаем. Я угощу вас телятиной a la Sainte Menehould, цветной капустой sauce veloute, стаканчиком Clos Vougeot — для укрепления нервов.
В шесть часов слуга объявил, что кушать подано, и мы отправились в обширную salle a manger [5] , где уже собралось многочисленное общество — человек двадцать пять или тридцать. Все это был с виду народ порядочный, хорошего воспитания, хотя
5
Столовая (фр.).
6
Стареющих придворных (фр.).
Столовая, хотя, быть может, достаточно удобная и просторная, не отличалась изящным убранством. Например, на полу не было ковров; впрочем, это весьма обычное явление во Франции. Окна были без занавесей; закрытые ставни укреплялись железными полосами крест-накрест, как в наших лавках. Комната составляла пристройку к chateau; поэтому окна находились на трех сторонах прямоугольника, а дверь с четвертой. Всех окон было не менее десяти.
Обед отличался пышностью. Стол был загроможден блюдами со всевозможными кушаньями, в изобилии поистине варварском. Я никогда в жизни не видал такой расточительности по части съестных припасов. Впрочем, они были приготовлены довольно безвкусно; а мои глаза, привыкшие к мягкому освещению, жестоко страдали от чудовищного блеска бесчисленных восковых свечей в серебряных канделябрах, расставленных на столе и по всей комнате, где только можно было их поместить. Несколько лакеев прислуживали за обедом, а на возвышении в углу сидели семь или восемь человек с флейтами, скрипками, тромбонами и барабаном. Они жестоко надоедали мне во время обеда оглушительным шумом, который должен был изображать музыку и, по-видимому, доставлял большое удовольствие всем, кроме меня.
В общем я не мог не заметить во всем этом много bizarre [7] . Но ведь на свете немало разного народа со всевозможными взглядами и привычками. Я столько путешествовал, что не мог не сделаться поклонником правила: nil admirari [8] . Итак, я спокойно уселся рядом с хозяином и, чувствуя волчий аппетит, принялся уписывать предлагаемые мне блюда.
Вскоре разговор оживился. Дамы, как водится, принимали в нем большое участие. Я скоро убедился, что вся компания состоит из образованных людей, а сам хозяин неистощим по части забавных анекдотов. Он охотно говорил о своем директорстве в Maison de Sante, дай вообще, к моему удивлению, помешательство служило главной темой разговоров. Множество забавных историй было рассказано о различных пунктах помешательства.
7
Странный, причудливый (фр.).
8
Ничему не удивляться (лат).
— Был у нас один субъект, — сказал маленький толстый джентльмен, сидевший рядом со мною, — который воображал себя чайником. Между прочим, замечательно часто эта
— А то еще, — заметил рослый джентльмен, сидевший напротив, — был у нас господин, считавший себя ослом, что, впрочем, было совершенно верно, если говорить аллегорически. Пребеспокойный был пациент, и нам пришлось-таки с ним повозиться. Не хотел ничего есть, кроме сена, но от этого мы его отучили, настаивая, чтобы он не ел ничего другого. А главное, он постоянно лягался… вот так… так…
— Господин Кок! Пожалуйста, угомонитесь, — перебила его старая леди, сидевшая рядом. — Не дрыгайте ногами! Вы оборвали мне платье! Какая надобность, скажите пожалуйста, пояснять свой рассказ на деле? Наш друг, без сомнения, и так понимает вас. Честное слово, вы почти такой же осел, как тот несчастный, о котором вы рассказывали. Вы лягаетесь удивительно натурально.
— Mille pardons! Ma'mzelle! [9] — возразил г-н Кок, тысячу извинений! Я не имел намерения оскорбить вас. Ма'mzelle Лаплас, соблаговолите оказать мне честь чокнуться со мною.
9
Тысячу извинений! Мадмуазель! (фр.)
Тут г-н Кок низко поклонился, церемонно поцеловал кончики своих пальцев и чокнулся с Ма'mzеllе Лаплас.
— Позвольте мне, mon ami [10] , - сказал г-н Мальяр, — обращаясь ко мне, — позвольте мне предложить вам кусочек телятины, я уверен, что она вам очень понравится.
В эту минуту трое здоровых лакеев благополучно водрузила на стол огромное блюдо с какой-то массой, показавшейся мне первого взгляда чем-то чудовищным. Вглядевшись повнимательнее, я убедился, однако, что это просто теленок, зажаренный целиком, с яблоком во рту, как приготовляют в Англии зайцев.
10
Мой друг (фр.).
— Нет, благодарствуйте, — отвечал я, — сказать правду, я не особенный охотник до телятины a la S-te… Как это? — Она вредна для моего желудка. Я вот лучше попробую кролика.
На столе было несколько блюд с обыкновенным французским кроликом, как мне показалось. Это превосходное кушанье, которое я могу рекомендовать всякому.
— Пьер, — крикнул хозяин, — перемените прибор господина и предложите ему кролика au сhat [11] .
— Кролика… как?
— Кролика au chat.
11
Как кошка (фр.) — прим. верстальщика.
— Благодарю вас, я передумал. Я лучше отрежу себе ветчины.
— Бог знает, что подают за столом, — подумал я, — у этих провинциалов. Не хочу их кролика au chat, или их кошку au-кролик.
— А то еще, — заметил какой-то господин с наружностью покойника, возобновляя прерванную нить разговора, — а то еще был у нас пациент, вообразивший себя кордовским сыром. Он вечно ходил с ножом и предлагал всем и каждому отрезать ломтик от его ноги.
— Он, без сомнения, был большой чудак, — заметил другой, — но еще чуднее субъект, известный всем нам, за исключением этого незнакомого господина. Я говорю о том пациенте, что воображал себя бутылкой шампанского и вечно щелкал и шипел… вот так…
Тут он неожиданно засунул большой палец правой руки за левую щеку и, выдернув его со звуком, напоминавшим хлопанье пробки, зашипел и засвистел, очень искусно подражая звуку пенящегося шампанского. Заметно было, что эта выходка не понравилась г-ну Мальяру, однако он ничего не сказал, и разговор продолжался в прежнем духе.
— А помните вы чудака, — вымолвил маленький худенький господин в огромном парике, — который воображал себя лягушкой. Жаль, что вы не видали его, сударь, — продолжал он, обращаясь ко мне, — он замечательно верно подражал лягушке. Я могу только пожалеть, милостивый государь, что этот человек не был на самом деле лягушкой. Его кваканье, вот так: о-о-о-о-кх! о-о-о-о-кх! — была прекраснейшая нота в мире — си-бемоль; а если бы вы посмотрели, как он клал локти на стол… вот так… выпив два-три стаканчика… и разевал рот… таким манером… и выкатывал глаза… вот этак… и моргал с поразительной быстротой, вы бы подивились, милостивый государь, да, уверяю вас, вы бы подивились гениальности этого человека.