Сиятельный
Шрифт:
Девушка выбралась следом, сжимая в руках бумажный пакет, и попросила:
– Не опаздывай на ужин.
– Надеюсь, ты не все деньги потратила на провизию? – спросил я, опуская дверь подвала на место.
– А даже если и так? Ты требовал не трогать бумажник мертвеца, разве нет?
– Я передумал.
– Посмотри на секретере, – подсказала тогда Елизавета-Мария.
В вазочке на верхней полке обнаружилась пара мятых двадцаток и новенькая десятка; я негнущимися пальцами запихнул их в портмоне, ушел в уборную и, заткнув деревянной пробкой слив, опорожнил в раковину ведерко
Проклятие!
В свое время аггельская чума выкосила едва ли не половину первого поколения сиятельных, и вряд ли во всей империи кому-то довелось пережить ее приступ дважды!
Включив воду, я сунул обожженные кровью падшего пальцы под тугую струю и с облегчением перевел дух. Потом опустил руки в ледяное крошево и постоял так какое-то время, чувствуя, как жжение сменяется ломотой в костях.
Хорошо!
На ходу раскатывая рукава, я поднялся в спальню, достал из тумбочки табельный «Рот-Штейр» и прицепил кобуру с оружием на пояс. Таскать с собой лишнюю тяжесть не хотелось, но по всем писаным и неписаным правилам пистолет следовало сдать в оружейную комнату еще позавчера, поэтому чем раньше сделаю это, тем лучше.
– Загляну в бакалейную лавку, – предупредил я дворецкого, спустившись в прихожую, – покупки пришлю с посыльным.
– Как скажете, виконт, – кивнул Теодор.
Просто кивнул, принимая услышанное к сведению, – и все.
Если честно, иногда мне становилось от него не по себе. Ни живой, ни мертвый – чем Теодор занимал свои дни? Почему до сих пор не покинул этот мир? Держит его здесь данное моим родителям слово или всему виной не чувство долга, а банальный страх смерти?
Я покачал головой, достал жестянку и отправил в рот мятный леденец.
В этот момент с кухни вышла Елизавета-Мария; она заметила жестянку со сладостями и поинтересовалась:
– Позволишь, Лео?
– Угощайся.
Девушка сунула в рот конфету, покатала ее языком, с удивлением признала:
– Вкусно, – и тут же расплылась в ехидной улыбке: – А есть со вкусом крови?
– Проклятье! – в голос выругался я, выскочил на улицу и с грохотом захлопнул за собой дверь. У ворот выгреб из почтового ящика толстенную стопку корреспонденции, преимущественно счетов, рассовал конверты по карманам и спустился в итальянский квартал. Зашел в бакалейную лавку на окраине, оставил хозяину список покупок и деньги, потом навестил местного кондитера, а после пропахшего корицей магазинчика направился к двухэтажному особняку с новенькой вывеской «Колониальные товары» на фасаде.
Толкнув дверь, я под мелодичный перезвон колокольчика переступил через порог и поприветствовал долговязого черноволосого парня за прилавком.
– Доброе утро, Антонио!
– Господин Орсо! – обрадовался жуликоватого вида приказчик, вытер ладонь о некогда белый фартук и перегнулся через прилавок. – Давненько не заглядывали!
Я пожал протянутую руку и полюбопытствовал:
– Как торговля?
Антонио только беспечно улыбнулся
И в самом деле, жаловаться на недостаток покупателей владельцам магазинчика не приходилось: товары из обеих Индий, южноафриканских колоний и Нового Света пользовались неослабевающим спросом.
– Какой сорт чая посоветуешь? – спросил я, в задумчивости рассматривая стоящие на полках стеклянные банки со специями, солью, сахаром, кофейными зернами и листовым чаем.
– Опять чай? – неодобрительно поморщился Антонио и достал из-под прилавка бутыль с граппой. – По маленькой?
– Благодарю, – отказался я.
Приказчик наполнил рюмку, влил в себя виноградную водку и тряхнул головой. Не без сожаления спрятал бутылку под прилавок и вздохнул:
– Леопольд, ты будто из Лондона приехал! Чай, чай и только чай! Попробуй кофе!
– Кофе вредно для сердца, и зубы от него темнеют. Об этом во всех газетах пишут.
– Ерунда! – возмутился Антонио. – Ты будто не итальянец!
– Антонио, – вздохнул я, – ты же знаешь, я не итальянец.
– Хватит заливать! Лео, посмотри на себя! Да мы с тобой похожи, как братья!
Определенное сходство между нами и в самом деле просматривалось, но факт оставался фактом – итальянцев среди моих предков не было. Просто дед при пожаловании дворянства решил, что Петр Орсо звучит благозвучней, нежели Петр Медведь, а впоследствии русский офицер Императорской армии взял в жены ирландку, и на свет появился Борис Орсо, мой отец.
Впрочем, родня по материнской линии происходила из старого аристократического рода, ведущего свое начало с первых дней поднятия Атлантиды, а значит, римлян в семейной родословной хватало с избытком.
– Да хотя бы и братья! – рассмеялся я. – Мне нужен чай! И даже не предлагай изыски из Поднебесной, сгодится обычный черный.
К чаю меня пристрастил дед; отец предпочитал водку.
– Черный чай? – вздохнул Антонио и в глубочайшей задумчивости поскреб курчавый затылок. – Возьми высокогорный цейлонский. Или кенийский. Лучше даже кенийский – не исключено, что это – последний урожай.
– Египет? – догадался я.
– Да, если начнется война, убирать урожай будет некому, – вздохнул Антонио, выставил передо мной две банки и снял притертые крышки, предлагая насладиться ароматом.
– Цейлонский, – выбрал я некоторое время спустя. – Как обычно.
Приказчик поставил на одну чашу весов увесистую гирьку, на другую пристроил бумажный пакет и принялся наполнять его весовым чаем.
– Четыре с половиной франка, – объявил Антонио цену, отложив мерную ложку.
– Это за сколько? – уточнил я.
– За фунт.
– За фунт? Антонио, в каком времени ты живешь? Унции, дюймы, пинты! Все это – прошлый век! Поверь мне, имперские единицы измерения гораздо более удобны.
– Да ну их! – отмахнулся приказчик. – Не хочу забивать голову мудреными расчетами! Мой дед взвешивал в фунтах, мой отец взвешивал в фунтах, и я, Антонио…
– Постой! Разве на банке цена указана не за килограмм? – перебил я собеседника. – Девять с половиной франков за килограмм развесного чая, разве нет?
– Брось, Лео! Это слишком сложно для меня!