Сияющая Цитадель
Шрифт:
– Сефрения сама подтолкнула нас к этому, Афраэль. Она начала выдвигать ультиматумы. Сдается мне, ты не представляешь, насколько глубока ее ненависть к дэльфам. Она вела себя абсолютно нелогично. Что за всем этим кроется?
– Это не твое дело.
– Думаю, что все же мое. Что на самом деле произошло во время войны с киргаями?
– Не скажу!
– Ужели ты страшишься говорить об этом, Богиня?
Спархок резко обернулся, проглотив просившееся на язык ругательство. Ксанетия, облеченная сиянием, стояла неподалеку от них.
– Тебя это не касается,
– Мне бы следовало знать твое сердце, Богиня. Вражда сестры твоей к дэльфам не столь важна, как может быть твоя. Ты также ненавидишь меня?
– Почему бы тебе не пошарить в моих мыслях и не выяснить это самой?
– Ведомо тебе, Афраэль, что сего я сделать не в силах. Разум твой закрыт для меня.
– Я так счастлива, что ты это заметила.
– Веди себя прилично, – твердо сказал Спархок Дочери.
– Не вмешивайся, Спархок.
– Не могу, Даная. Так значит, это ты стоишь за тем, как Сефрения вела себя в Дэльфиусе?
– Не мели чепухи. Я послала ее в Дэльфиус, чтобы излечить ее от этой глупости.
– Ты уверена, Афраэль? Ты ведь и сама ведешь себя сейчас не лучшим образом.
– Мне не по душе Эдемус и его почитатели. Я хотела вылечить Сефрению из любви к ней, а не потому, что мне нравятся дэльфы.
– Однако вначале ты, Богиня, заступилась за нас перед родичами своими, – заметила Ксанетия.
– Опять-таки не из приязни к твоим соплеменникам. Мои родичи были не правы, и я возражала им из принципа. Тебе, впрочем, этого не понять. Тут замешана любовь, а вы, дэльфы, давно уже переросли это понятие.
– Как же мало ты знаешь нас, Богиня, – с грустью проговорила Ксанетия.
– Раз уж мы заговорили откровенно, и я в кое-каких твоих словах, анара, примечал нелюбовь к стирикам, – колко заметил Спархок.
– У меня есть тому причина, Анакха, и не одна.
– Уверен, что есть и что у Сефрении их не меньше. Однако не в том дело, испытываем мы друг к другу приязнь или наоборот. Я намерен исправлять все это. Мне надо заниматься делом – и я отнюдь не намерен терпеть при этом женские свары. Я вас всех примирю – даже если для этого мне придется прибегнуть к помощи Беллиома.
– Спархок! – воскликнула потрясенная Даная.
– Никто не хочет рассказать мне, что же на самом деле произошло во время войны с киргаями, ну да, может, это и к лучшему. Вначале мне было любопытно, теперь – нет. Суть в том, милые дамы, что мне наплевать на то, что случилось тогда. Судя по вашему поведению, все там были хороши. Я намерен прекратить эту нелепую возню вокруг былых обид. Вы ведете себя как дети, и меня это уже начинает раздражать.
ГЛАВА 17
На следующее утро под глазами у Сефрении были темные круги, лицо потускнело, лишенное обычного оживления. Поверх белого стирикского одеяния она набросила накидку без рукавов густо-черного цвета. Спархок никогда прежде не видел, чтобы она так одевалась, и ее выбор – и одежды, и цвета – показался ему не предвещающим ничего хорошего. Она явилась к завтраку неохотно, лишь по недвусмысленному
Вэнион страдал не меньше. Его отрешенное лицо заливала бледность, почти такая же, как в те времена, когда он взял на свои плечи тяжесть мечей, в глазах стояла боль.
При таких обстоятельствах завтрак прошел напряженно, и все встали из-за стола с неподдельным облегчением. Они направились прямиком в голубую гостиную и там приступили к делам.
– Остальные не столь уж важные птицы, – говорил Кааладор. – Ребал, Сабр и барон Парок – определенно деятели второго сорта. На самом деле они только используют уже имеющиеся противоречия между местным населением и тамульцами. Скарпа – это совсем другое дело. Начать с того, что Арджуна вообще край неспокойный и Скарпа использует это на полную катушку. Другим заговорщикам приходится быть поосмотрительнее, потому что эленийские королевства запада густо заселены. Там нелегко найти безлюдное местечко, а потому мятежникам приходится скрываться. А вот Юго-восточная Арджуна – почти что сплошные джунгли, так что у Скарпы там в достатке укрытий, да еще таких, которые он может оборонять. Он выдвигает, как и другие главари, кое-какие патриотические лозунги, но не в этом, похоже, его главная цель. Арджуны куда более хитроумный народ, нежели эленийские крестьяне или крепостные.
– Тебе известно что-нибудь о его прошлом? – спросил Улаф. – Откуда он родом, чем занимался до того, как заварил всю эту кашу, и тому подобное?
Кааладор кивнул:
– Это как раз узнать было нетрудно. Скарпа был хорошо известен в определенных кругах еще до того, как примкнул к заговорщикам. – Каммориец скорчил гримасу. – Жаль, что не придумаешь другого слова. «Заговорщики» звучит так мелодраматично. – Он пожал плечами. – Как бы то ни было, Скарпа – ублюдок.
– Кааладор! – одернул его Бевьер. – Здесь дамы!
– Это не непристойность, сэр Бевьер, скорее констатация факта. Скарпа – плод романа воинственно неразборчивой арджунской шлюхи и стирика-отступника. Это была странная парочка, и произвела она на свет весьма странное дитятко.
– Не слишком увлекайся этой темой, Кааладор, – зловеще проговорил Стрейджен.
– Остынь, Стрейджен. Не ты один в этом мире родился вне брачного союза. Если уж на то пошло, я и сам не уверен в том, кто был мой папаша. Незаконное происхождение не такой уж большой грех для человека с головой и талантом.
– Милорд Стрейджен чересчур чувствителен к своему происхождению, – небрежно пояснила баронесса Мелидира. – Я не раз говорила с ним об этом, но он по-прежнему ощущает некую неполноценность. Это, впрочем, не так уж плохо. Он настолько самоуверен во всем остальном, что некоторая толика неуверенности в себе не дает ему сделаться совершенно невыносимым.
Стрейджен встал и отвесил ей подчеркнуто пылкий поклон.
– Ах, да сядь же ты, Стрейджен, – сказала она.