Сияющие

Бьюкес Лорен

Мэл чувствует мороз по коже еще до того, как смотрит на купюру.

– Какого черта? – Купюра пятитысячная, глаз не отвести. – Что мне с этим делать? – Похоже, он вляпался – парень ненормальный.

– Эта лучше? – Перебирает купюры и протягивает сотенную, следит за реакцией.

Мэл старается не подать вида, а сам прикидывает, что парень готов раскошелиться, чтобы получить желаемое. Чем бы оно ни оказалось.

– Да, подойдет.

– Гувервилль и сейчас рядом с Грант-парком?

– Не понимаю, о чем ты. Если добавишь еще одну, проведу тебя по парку вдоль и поперек, пока не найдем.

– Лучше

расскажи, как туда доехать.

– Садишься на зеленую линию и доезжаешь прямо до центра. – Он показывает в сторону надземной железной дороги, виднеющейся между домами.

– Спасибо за помощь.

Мэл с отчаянием видит, что парень собирается уходить.

– Эй, погоди! – Мэл кидается следом. – Ты ведь не местный, правда? Могу составить компанию. Покажу местные достопримечательности. Девочку подгоню. Какую захочешь. Специально выберу.

Парень поворачивается и совершенно спокойно, даже дружелюбно произносит:

– Отвали, дружище, или я выпущу тебе кишки прямо на улице, на этом самом месте.

Ничего личного. Как про погоду сказал или шнурки завязал. Мэл замер как вкопанный. Пора сваливать… Чокнутый придурок! Сваливать, пока не поздно.

Он видит, как мистер Шанс идет, прихрамывая, по улице. Бросает взгляд на купюру – наверняка фальшивая. Нужно сохранить ее на память. И может, сходить к разрушенным домам, осмотреться, пока чувака нет? При этой мысли живот сводит судорогой. Вероятно, не стоит, деньги-то пока есть. Он устроит себе праздник – возьмет в ампулах. Никакой дряни от Тонила! Он даже купит порцию для своего мальчика, Рэддисона, если встретит его. Почему нет? Можно шикануть. Это так приятно.

Харпер

29 апреля 1988

Больше всего его беспокоит шум; здесь даже хуже, чем бывало в окопах, в черной чавкающей грязи, в мучительном ожидании пронзительного свиста, предвещающего очередной артиллерийский обстрел; в глухом шуме разрывающихся вдалеке бомб, скрежете и лязге танковых гусениц. Будущее не такое шумное, как война, но и оно наполнено своей яростью.

Сама плотность неожиданна. Дома, постройки, люди – все нагромождено друг на друга. А еще автомобили. Город даже изменил свои очертания в угоду им. Появились дома, построенные специально для них, – многоэтажные парковки. Автомобили проносятся мимо, очень быстрые и очень шумные. Железная дорога, по которой в Чикаго приезжали люди со всего света, теперь пустынна, подчинившись скоростной автостраде (это слово он узнает позже). Вереницы машин образуют нескончаемую, стремительную полноводную реку. Откуда они все взялись?

Он идет дальше и видит, как тени старого города проступают под новым слоем. Вывески с облупившейся выгоревшей краской едва различимых выцветших букв. Старинный дом, перестроенный в многоквартирный, с заколоченными окнами. Заросший участок земли на месте бывшего склада. Разрушение, но и обновление. Бывший пустырь «зарос» целым рядом магазинов.

Витрины магазинов поразительные. Цены абсурдные. Он заходит в круглосуточный гастроном и тут же выходит, растерявшись от белых проходов, флуоресцентных ламп, обилия продуктов в банках и коробках с цветными, до тошноты настырно-навязчивыми этикетками.

Все это странно, но понять можно. Все подчиняется процессу экстраполирования. Как граммофон может включить в себя целый концертный

зал, так в витрине магазина выставлена жизнь людей. Иногда такая обыденная, что все проходят мимо. А некоторые вещи совершенно и чудесно неожиданны: глаз не оторвать от этих крутящихся и хлестающих лент автомойки!

А вот люди не меняются. Жулики и мерзавцы, как тот бездомный парень с выпученными глазами, который счел его легкой добычей. Он отделался от него, но лишь после того, как получил подтверждение своих подозрений насчет дат на купюрах и своего места пребывания. И еще времени. Харпер дотрагивается пальцами до ключа в кармане – его путь обратно. Если он захочет вернуться.

По совету парня он садится на электричку; она такая же, какой была в 1931-м, только быстрее и безрассуднее. В электричке так трясет, что Харперу приходится крепко держаться за поручни, несмотря на то что он сидит. Пассажиры почти все отводят глаза. Некоторые отодвигаются от него подальше. Две девки, разодетые как проститутки, хихикают и показывают пальцем. Он понимает, что это из-за его одежды. Люди одеты в более яркие цвета и ткани, которые выглядят блестящими и вульгарными, вроде этих ботинок на шнуровке. Но стоит ему двинуться по вагону в их сторону, ухмылочки улетучиваются, и девчонки, шушукаясь, выходят на ближайшей остановке. Ему сейчас не до них.

Он поднимается по ступенькам к выходу на улицу, костыль клацает по металлу, чем привлекает внимание темнокожей женщины в форме, которая, тем не менее, свою помощь не предлагает.

Стоя под опорами линий электропередач, он понимает, что освещение окружной железной дороги увеличилось раз в десять. «Смотри сюда! Нет, сюда!» – соревнуются в призывах мигающие огоньки. Отвлечь внимание – лучший способ сохранить порядок.

Уже через минуту становится понятно, как работает светофор на перекрестке. Зеленый человечек и красный. Сигналы, понятные детям. Они и есть дети – все эти люди, которые шумят, спешат и держат в руках какие-то цацки.

Город изменил свой цвет – вместо грязно-белого и кремового теперь сотни оттенков коричневого. Цвет ржавчины. Цвет говна. Он идет к парку, чтобы самому убедиться, что Гувервилль исчез, не оставив после себя и следа.

Город отсюда выглядит отвратительно: силуэты домов на фоне неба искажаются, блестящие башни такие высокие, что облака отгрызают им верхушки. Такая перспективная картинка ада.

Вереницы машин и скопления людей напоминают ему о жуках-короедах, которые прогрызают себе путь в дереве. Деревья, продырявленные их личинками, умирают. Так произойдет и с этим тлетворным местом, которое погибнет под тяжестью собственных обломков, как только начнется процесс гниения. Не исключено, что он станет свидетелем этой гибели. Зрелище обещает быть весьма впечатляющим!

Но сейчас у него есть цель. Он ясно видит ее перед собой мысленным взором. Знает, куда идти, будто уже ходил этой дорогой.

Он садится на следующий поезд, спустившись в недра города. Лязг состава о рельсы в туннеле усиливается. В окнах мелькают широкие полоски искусственного света, разрезая лица людей на отдельные фрагменты.

И вот он в Гайд-парке, где университет организовал укромное местечко, этакое гнездышко розовощекого благосостояния в среде чернокожих работяг деревенского происхождения. Харпер нервничает в предвкушении.