Сияющие
Шрифт:
Своими попытками сопоставить улики и привлечь свидетелей она эту процедуру нарушает и разрушает. Это правда, что последней жертве были нанесены множественные удары в области живота и таза. Действительно это общая деталь в обоих случаях. Но на теле не оставили никакого постороннего предмета. И медицинское заключение совершенно другое. Нет никаких оснований предполагать, что преступление было спланировано заранее. И еще – извините за откровенность, – но в сравнении с ее случаем последнее убийство выглядит так, будто совершено человеком неопытным и очень небрежно. Любитель, новичок, отнюдь не профессионал. Убийство ужасное,
Это действительно убийство ножом, но таких множество. Она должна доверять полиции, которая делает свою работу. И они будут ее делать! Пожалуйста, она должна им доверять.
Высказавшись, детектив явно хочет побыстрее уйти, но путь к свободе преграждает Хэррисон, который в течение десяти минут извиняется за поведение Кирби: она – внештатный сотрудник, а «Сан-Таймс» всегда поддерживает полицию и готова оказать посильную помощь расследованию, поэтому вот визитка, и звоните в любое время.
Коп уходит. Поравнявшись с Кирби, сжимает ей плечо со словами: «Мы возьмем его». Но ей от этого не легче – ведь до сих пор не взяли.
Хэррисон выжидательно смотрит на нее, и его наконец прорывает:
– Что ты себе позволяешь?
– Вы правы, я должна была подготовиться лучше. Но мне нужно было поговорить с ней как можно быстрее, по свежим следам. Я не думала, что она воспримет все так болезненно… – Кирби ощущает, как все сжимается в животе. Может, и Рейчел воспринимала так же?
– Я не собираюсь выслушивать твои объяснения, – бесится Хэррисон. – Ты портишь репутацию газеты, компрометируешь наши отношения с полицией. Скорее всего, ты подорвала расследование. Накинулась на убитую горем пожилую женщину, которая совершенно не нуждалась в твоих идиотских теориях. Ты злоупотребила служебным положением!
– Но я не собиралась писать об этом.
– Мне все равно. Ты работаешь в отделе спорта и не имеешь права брать интервью у членов семей погибших. Этим занимаются наши опытные и отзывчивые репортеры отдела криминальной хроники. Ты сидишь и носа не высовываешь из своего отдела. Понятно?
– Но вы же читали мою статью о «Голом Рейгане».
– Что это?
– Панк-группа.
– Ты хочешь меня до дурки довести? – Хэррисон не верит своим ушам.
Дэн устало закрывает глаза.
– Может получиться отличный материал, – как ни в чем не бывало заявляет Кирби.
– Какой материал?
– Нераскрытые убийства и их последствия. Психологический личностный поворот. Кандидат на Пулитцеровскую премию.
– Она всегда такая? – спрашивает Хэррисон у Дэна, но Кирби прекрасно понимает, что он уже прокручивает идею в голове.
Однако Дэн не поддается:
– Забудем. Не получится.
– А это интересно, – не успокаивается Хэррисон. – Вместе с опытным журналистом. Эммой, например, или Ричи.
– Она не будет этим заниматься, – жестко настаивает Дэн.
– Между прочим, почему ты решаешь за меня?
– Потому что ты мой стажер.
– Дэн, какого черта? – Кирби переходит на крик.
– Именно это я и имею
– Ну ладно-ладно, я понял, – отмахивается Хэррисон.
– Не слушайте его! Почему вы его слушаете? Это же чушь собачья! Все совершенно не так! Ну же, Дэн! – Хоть бы посмотрел на нее! Если она взглянет ему в глаза, он тут же поймет, что все не так.
Но Дэн не сводит глаз с Хэррисона и наносит последний удар:
– У нее нестабильное эмоциональное состояние. Она даже занятия перестала посещать. Я разговаривал с ее куратором.
– Ты что делал?
Он спокойно выдерживает ее взгляд:
– Я пришел просить написать тебе характеристику, чтобы устроить тебя здесь на постоянную работу. Но, оказывается, ты за весь семестр ни разу не была на занятиях и не сдала ни одной работы.
– Да пошел ты!
– Хватит, Кирби. – Хэррисон включает начальника. – У тебя, конечно, прекрасное журналистское чутье, но Веласкес прав. Ты слишком эмоционально вовлечена в это дело. Я не хочу подливать масло в огонь.
– Но вы не можете меня уволить! Я работаю бесплатно!
– Ты сделаешь перерыв, возьмешь тайм-аут. Вернешься в университет. Я серьезно! Успокоишься, подумаешь, сходишь к психиатру, если нужно. Но ты не будешь писать никакую статью о серийных убийцах, не будешь выслеживать семьи погибших, и даже духу твоего не будет в этом здании, пока я не разрешу.
– Мой дух может переселиться в здание напротив. Или обратиться в «Ридер».
– Попробуй. Я позвоню и предупрежу, что с тобой дела лучше не иметь.
– Это несправедливо!
– Именно так. Придется подчиниться. Ты сможешь сюда вернуться, только когда полностью успокоишься. Я понятно говорю?
– Так точно, сэр! – Кирби даже не скрывает горькой иронии. Поднимается, собираясь уходить.
– Эй, детка! – приподнимается и Дэн. – По кофейку? Поговорим? Я на твоей стороне.
«Он же должен чувствовать себя плохо», – злится Кирби. Как кусок дерьма, теплого и размазанного по ветровому стеклу машины бывшей жены.
– Уж точно не с тобой! – Она гордо вышагивает из комнаты.
Харпер
20 августа 1932
Харпер заходит за Эттой после смены, и они вместе возвращаются в Дом. Он всегда завязывает ей глаза, каждый раз выбирает новый маршрут. Потом провожает до улицы, где располагается ее съемная квартира. У нее новая соседка. По словам Этты, Молли съехала после того случая со спагетти в ресторане.
Благодаря ей он хотя бы ненадолго отвлекается от постоянного беспокойства и тревоги. Скольжение, стоны и накрывающая с головой жаркая волна сексуального удовлетворения поглощают все остальные ощущения. Когда он погружается в нее и начинает возбуждаться, испаряются мысли о том, как он что-то перепутал на карте и ошибся с Кэтрин, которая на самом деле была лишена сияния. Он убил ее быстро и совершенно равнодушно – просто всадил нож между ребрами, прямо в сердце. Вопреки обычному ритуалу ничего не взял и ничего не оставил на теле.