Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения
Шрифт:
– Где мой братик, я?
Ловля хариуса на речке Мута
Каждый день нашего пребывания на Денисовой пещере – отдельное путешествие, полное отчаянных и головоломных приключений.
Узкое и дикое ущелье Ануя близ пещеры открывает нам самые богатые возможности. В окрестностях Дениски великое множество небезынтересных мест, к которым мы и отправляемся каждое утро на весь долгий летний день, чтобы вернуться вечером к ужину, наполненные новыми впечатлениями и здоровым чувством голода. Один такой день мы посвятили самой пещере и разглядыванию археологических находок. Другой – походу на водопады Шинка. Третий – поездке на реку Чарыш и в Устъ-Канскую
Кто из нас хотя бы однажды не слыхал о хариусе? Даже те, кто не имеет о нем никакого представления, хотя бы однажды слышали это заманчивое и экзотическое имя! А кто-то даже пробовал эту деликатесную рыбу. Хариус! – звучит романтично и мужественно, экзотично и воодушевляюще, как суровая и одновременно возвышенная музыка! Произнеси только это северное таежное слово: хариус! – и немедленно представляются внутреннему взору всякие сопутствующие хариусу дерзкие и опасные декорации: сплошная дремучая вековая тайга, затерянный неведомо где, когда и кем лесной мир, страшные буреломы и западни, северное сияние в синих небесах, опасные речные пороги, дикие звери, ночной костер на влажном берегу, крепкие мужики в резиновых сапогах и фуфайках, торчащие по пояс или даже выше пояса в ледяной воде с удочками и сачками, кристально чистые и быстрые горные речки, шум кедров над головами, холодные туманные рассветы, заполошный крик кедровки и как боевая награда героям-первопроходцам – золотистая наваристая уха из свежего хариуса, в закопченном котелке, над трепетным лесным костром. Вот что такое хариус, а не только вкусное и нежное рыбье филе! Хариус – это настоящее приключение, это подвиг, это стиль жизни! Могли ли мы уклониться от ловли хариуса, находясь на Алтае, в его, можно сказать, законной вековой вотчине? Об этом не могло идти и речи!
Первым заводит разговор о хариусе Сергей К., большой любитель побегать до завтрака по горе Бабка, опытный рыболов и охотник, с долгим и героическим стажем. Он еще из самой Москвы запланировал двинуться победоносным походом на хариуса.
– А верно ли, что попадается на местных речках хариус? – интересуется он у меня, запивая растворимым кофе румяный утренний сырник, обмакнутый в домашнюю сметану, сбитую вручную накануне в Черном Ануе.
Я даже обижаюсь таким нелепым вопросом.
– Разумеется, есть! Да его здесь, по Аную, как грязи!!!
Это решает дело, и мы неотлагательно принимаемся за организацию рыбалки, делая это по всей, какой только возможно, науке.
Понятно, что об использовании привезенных с собой городских, московских снастей в данном случае не может быть и речи. Алтайский хариус, как нам успели объяснить, признает и ловится только и исключительно на местную снасть. А именно на особенную местную муху, древний и хитроумный секрет плетения которой из собачей шерсти вокруг крохотного крючка известен одним лишь местным старожилам. Мы сговариваемся с топольнинскими мужичками, что назавтра вместе с ними отправимся ловить хариуса и что они выделят нам для этого самых лучших своих домоплетеных мух.
Но сгодятся ли наши фирменные раздвижные карбоновые удилища, привезенные, опять-таки, с собой из города? Не смекнет ли осторожный и не раз битый жизнью хариус, что дело тут неладно, увидав их из-под воды, – такие пижонские, блестящие на солнце, дорогие удочки, сравнительно с неказистыми прутиками, на которые обыкновенно навязаны лески топольнинских умельцев? Посовещавшись с топольнинцами, решаем, что рискнуть, пожалуй, можно, муха все же по-любому важнее всех прочих приспособлений. А на что она там привязана – дело второе, не столь важное.
Дальше еще существеннее – где будем ловить? В Ануе?
– Нет, в Ануе сейчас ловить никак не годится, – объясняют топольнинские мастера вываживания и подсечки, – летом-то он по притокам больше кормится! И только к осени в большие реки скатывается, жирный, отъевшийся! В Ануе его мало нынче! Надо по притокам ходить! Там его теперича жирно! Думаю так, что надо нам на Муту
Наутро рано-ранешенько у нас все готово к рыбалке. У железного моста через Ануй ждет видавший виды зеленый уазик-«буханка». Собраны-смотаны снаряженные удочки. В пластмассовой коробочке весело топорщат свои волоски отборные топольнинские мухи. С нами в столовой отхлебывает крепкий чай взявшийся порыбачить с нами топольнинский мужичок в резиновых сапогах и хлопчатобумажной белой кепке на затылке. Он дает нам последние наставления:
– Обязательно сапоги наденьте: по реке весь день ходить будем, вот что!
Наконец трогаемся. Вчетвером. База еще спит, вокруг тихо. Над Ануем ранее утро.
Мы – это водитель УАЗика, прихвативший с собой большой термос с чаем, хлеб, консервы (для перекуса в перерыве рыбалки). Дальше я, Сергей К. и топольнинский рыболов.
Понемногу разгорается, нагревается жаркое летнее утро. Над головой – голубое небо, с которого падает ослепительный свет. Еще далеко до полудня, но дневное светило с самого своего выхода из-за горы жжет немилосердно. Дорога пылит, справа блестит за березами игривый Ануй. Мы выкатываем на бугор на границе края и республики и видим впереди себя ближайшую алтайскую деревню Черный Ануй, до которой, спасительной, так и не добрались в страшную и памятную зиму несчастные Ксения с братиком. По бокам от машины, пониже бугра, стеной поднимается дикая конопля много выше человеческого роста. У конопли широкие характерные семилепестковые листья и крепкие зеленые ножки. Растет она густо и привольно, шевеля на ветру своими пышными кистями. Когда отдельный двор или целая деревня на Алтае приходят в запустение, то пустоши чаще всего зарастают именно коноплей или крапивой. В этих местах верх уверенно взяла конопля. Окраины Черного Ануя – это огромные поля ветвистого и пышного канабиса. Туристы любят фотографироваться в местных конопляных джунглях, забравшись в самую гущу зарослей, с идиотскими улыбками до ушей.
Сама деревня – старинная, красивая, тянется одной длинной улицей вдоль правого берега Ануя. Слева от нее открывается обширная долина, справа реку тесно прижимает гора, прямо за деревней виднеется гора Седло, формой именно как седло. Ниже пограничного бугра через Ануй перекинут вправо уже известный нам деревянный мост, ведущий к Караколу. В центре Черного Ануя у дороги стоит заброшенный сельский клуб, в два этажа, из толстых бревен, с давно выбитыми окнами и вытащенными оконными рамами, перед которым долгие годы торчал гипсовый бюст Ленина. Потом бюст стащили с пьедестала, и он куда-то пропал. Еще в деревне, ближе к реке, сохранились несколько крепких двухэтажных домов-пятистенков, срубленных из могучих сосен – возрастом за сотню лет каждый. По ним видно, как зажиточно жили местные хозяева в ту пору, при царе. Да и сейчас черноануйцы живут неплохо: едва ли не у каждого дома стоит трактор или машина, а то и по несколько. По улицам бегают многочисленные детишки. Вечером можно попасть в большую пробку из коров, с огромным выменем, медленно возвращающихся с лугов на вечернюю дойку к домовитым местным хозяйкам.
Миновав Черный Ануй, мы вскоре встречаем развилку рек и дорог. Ануй уходит прямо и выше, в сторону деревень Турата и Белый Ануй. Вправо через него переброшен мостик, и тут же рядом впадает речка, левый приток Ануя. На правую дорогу, в сторону Келейского перевала и Усть-Кана, мы и поворачиваем, не зная еще, что эта самая речка и есть нужная нам для рыбалки хариуса Мута.
Покуда мы трясемся по изрытой круглыми ямками дороге, покуда виляет и теряется справа от нас в траве и в кустах неказистая речка, перед нами во весь рост встают сцены предстоящей нам схватки с хариусом. Яркие картины предстоящей борьбы с быстрым хищником, как и нашего неотвратимого триумфа, сменяют в нашем распаленном воображении одна другую.