Сияющий мир

Колтер Кара

Но Морган не оскорбил его цинизм.

– Дело не только в одежде, дело в том, что Сесилия чувствует себя по-другому. Она чувствует себя на своем месте. Это придает ей уверенности.

– Мне уверенности не занимать. Хотя в детстве у меня никогда не было красивой одежды.

Ну и зачем он это сказал? Нейт посмотрел на Морган – она мягко улыбалась, ожидая, что он продолжит. Но он не собирался этого делать!

– В общем, спасибо, что заглянули. Могли бы записку послать.

Но она по-прежнему выглядела спокойной.

Нейт многое бы отдал за то, чтобы она нахмурилась. Ему хотелось рассказать ей обо всем – и о том, о чем он старался даже не вспоминать.

– Мы оба знаем, что вы не читаете мои сообщения.

Интересно, она уйдет, если он пообещает впредь всегда читать их? Вряд ли.

– В любом случае мне нужно было увидеть вас. Вы должны подписать разрешение для Сесилии на участие в «Рождественском ангеле». Репетиции начнутся на следующей неделе.

– Мне осточертел этот «Рождественский ангел», – проворчал Нейт. – Весь город словно помешался. Я не люблю Рождество. Я не люблю Уэсли Уэлхэвена. И мне совершенно не нравится «Рождественский ангел».

Мгновение Морган хранила молчание. Здравомыслящий человек поторопился бы поскорее убраться подальше от разгневанного Нейта Хетоуэя. Но не она.

– Пожалуй, вам нужно повесить еще одну таб личку на двери: «Здесь живет Гринч».

– Моя жена попала в аварию в сочельник. Она умерла в Рождество, два года тому назад. Знаете, после такого Санта-Клаус с его оленями уже не так радует.

Он сказал это почти бесстрастно, но, несмотря на его решение относиться к Морган безразлично, ему это не удавалось.

Нет, он не хотел ее жалости. Он ненавидел жалость.

Ему нужно было кое-что другое – он изумился, когда понял, что именно. Он больше не хотел нести эту ношу в одиночестве.

Он хотел рассказать кому-нибудь об ужасной боли, от которой не смог избавить жену. Об облегчении, которое почувствовал, когда она умерла, потому что ей больше не было больно.

Рассказать, что, несмотря на муки, Синди выглядела довольной, что скоро соединится с тем единственным, кого на самом деле любила. Что все это время она смотрела прямо на Нейта и наконец, перед самой смертью, спокойно и уверенно сказала: «Ты был моим ангелом, Нейт. Теперь я буду твоим».

И Нейт ненавидел себя за то, что хочет рассказать все это Морган Мак-Гир, которой не было до этого абсолютно никакого дела. И за то, что хотел потребовать у нее ответа: почему Синди пообещала быть его ангелом, но не сдержала обещание – как будто молоденькая учительница могла ему это объяснить. Это желание исповедаться считалось ужасной слабостью в его мире, выстроенном исключительно на силе.

Морган снова подошла к нему, встала совсем близко, изучая его серьезными зелеными глазами, словно и в самом деле могла объяснить необъяснимое.

– Мне очень жаль вашу жену.

Если бы она добавила «но» – как в «…но пора уже оставить

это в прошлом» или «…но ради Эйс», то у Нейта была бы очень, очень основательная причина невзлюбить ее. И он ждал этого, надеялся на это.

Но Морган молчала.

Вместо этого, не отводя взгляда, она положила ладонь на его запястье, и это прикосновение, такое нежное, заставило его смягчиться, стать податливым, как раскаленное на огне железо.

Морган осознала, что прикасается к нему, в тот самый момент, когда Нейт резко отдернул руку. Он грубо произнес:

– Нас здесь не будет на Рождество. Эйс нет смысла ввязываться в это. Мы поедем в Диснейленд.

Это звучало так, словно было давно запланировано, хотя на самом деле Нейт выдумал эту поездку только что, чтобы хоть как-нибудь противостоять Морган.

– Вы знаете, – мягко сказала она, немного подумав, – этот город страдает от экономического упадка. В прошлом году шоу «Рождественское чудо» в Маунтейн-Ридж, в штате Вермонт, принесло городу огромные деньги. И рекламу. Теперь, чтобы увидеть великолепные зимние пейзажи, туда съезжаются толпы людей.

– И какое отношение это имеет ко мне? К Эйс?

– То же самое может произойти в Кентер бери.

– И что? – спросил он.

– Мне кажется, – мягко продолжила она, смущенная, но не напуганная демонстрацией дурного настроения, – что люди нуждаются в мечте. И в Рождество – особенно. Им нужно верить, что все будет хорошо.

– Да неужели?

Неужели она действительно в это верит? Откуда ей знать, что нужно людям? И ему самому.

Огонь разгорелся. Но Нейт все же взял мехи и раздул пламя сильнее, стараясь, однако, не заглушать голос Морган.

– Эйс нуждается в вере, – тихо продолжала она. – Ей тоже нужно знать, что все будет хорошо. И почему-то я не думаю, что этому способствует поездка в Диснейленд, какой бы веселой она ни получилась.

Нейт отложил мехи. Все зашло слишком далеко. Он повернулся, сложив руки на груди:

– Это звучит так же занудно, как и ваши записки. Да откуда вам знать, что нужно людям? Вы, такая умная, да у вас еще молоко на губах не обсохло!

Морган вспыхнула от гнева. Наконец-то он своего добился. Сейчас она уйдет, хлопнет дверью и, если повезет – никогда не вернется. Впрочем, вряд ли это будет совсем так приятно, как ему представлялось.

– Почему-то, – начала Морган, которая, вместо того чтобы исчезнуть, тоже упрямо скрестила руки на груди, – хоть вы и пережили трагедию, Нейт, я не думаю, что вы стали абсолютно глухи к нуждам тех, кто вас окружает. И к их надеждам.

Нейт открыл рот.

А потом закрыл.

И как разговор о проклятом разрешении превратился в это? В прием у психоаналитика?

Как он вызвал в нем желание стать лучше? И не только ради дочери.

Нет, если бы только ради Эйс, все было бы намного проще.