Сияющий полдень Уренира (Ричард Блейд - странствие 27)
Шрифт:
Аста еще не могла разобраться во всех этих тонкостях, но поняла одно: ее дадди будет большим начальником и перестанет исчезать из Лондона на целые месяцы.
Подлив девочке лимонада, Блейд полез в карман, вытянул сигарету и, воровато оглянувшись, прикурил. Ему не пришлось пользоваться зажигалкой; коснувшись пальцем кончика сигареты, он ощутил мгновенный прилив тепла и всплеск огненного жара. Табак затлел, и странник довольно улыбнулся. Способность к пирокинезу, возвратившаяся после недавнего странствия в Таргал, радовала его не меньше, чем мальчишку - новый велосипед. Аста, к счастью, не заметила, какие
– Сколько телефонов в твоем кабинете?
– спросила она, прилежно трудясь над мороженым.
Перед мысленным взором Блейда возник стол Дж., старинный, массивный и довольно просторный; рядом находилась тумбочка, тоже старинная, которую старик использовал в качестве бара. На ней-то и стояли телефоны в количестве пяти.
– Семь, - сказал он, чтобы сделать приятное Асте. Семь телефонов означало, что он - очень большой начальник; по крайней мере, в глазах своей дочурки.
– О!
– Аста округлила глаза.
– Семь!
– Отложив ложечку, она принялась чтото считать, загибая розовые пальчики.
– Семь телефонов - семь дней!
– последовало торжественное заявление.
– Воскресенье, понедельник, вторник...
– Я понял, лапушка, можешь не продолжать, - сказал Блейд.
Аста повозила ложечкой в креманке с мороженым.
– А твои телефоны - разноцветные, дадди?
– Разумеется. Два - красных...
– начал Блейд, но девочка тут же прервала его, сморщив носик и заявив:
– Два красненьких нельзя, папочка! Все, все должны быть разноцветными! Красненький - для воскресенья, розовый - для понедельника, желтый - для вторника...
На этот раз Блейд дал ей закончить и согласно кивнул:
– Я непременно установлю себе семь разноцветных телефонов, как ты сказала. И тогда ты сможешь звонить мне в воскресенье по красному...
Он хотел продолжить перечисление, явно забавлявшее девочку, но Аста напомнила:
– В воскресенье мне не надо звонить тебе, дадди. В воскресенье я буду с тобой... и в субботу... В воскресенье и субботу я совсем-совсем другая!..
– вдруг негромко пропела она.
– Почему, Асти?
– Вот видишь! У тети Сью я - Анни, а у тебя - Асти... Тетя Сью одевает меня в платьица, а ты любишь, когда я ношу ком-би-не-зон...
– Асти провела по рукаву своего нарядного серебристого комбинезончика и заключила; - Нет, в воскресенье и субботу я - другая девочка!
Блейд смотрел на нее едва ли не с благоговейным восторгом. Шесть лет назад ему в руки сунули крохотное создание, почти ничем не напоминавшее семнадцатилетнюю красавицу Асту Лартам. Теперь бы он этого не сказал! Сейчас все было на месте - и сапфировые глаза, и каштановые локоны, и розовые губы. Круг неизбежно замкнется, и его Аста, Анна Мария Блейд, станет такой же прелестной, как и та, киртанская... Иначе и быть не могло - ведь они являлись одним и тем же существом!
– Интересно, - сказала Аста, - а могу я быть еще и совсем другой девочкой? Другой-третьей и другой-четвертой? Например, когда со мной гуляет дедушка Коль?
– так она называла Дж.
– Ты будешь другой, когда вырастешь, - сказал Блейд. Он протянул руку, потрепал шелковистые каштановые локоны, и малышка подняла на него засиявшие глаза.
– Я обещаю, что вскоре мы станем встречаться с тобой чаще.
– Дадди, зачем тебе ехать в эту самую последнюю ко-ман-ди-ров-ку? спросила Аста.
– Ты не мог бы сразу стать на-чаль-ни-ком?
– Я должен ехать, - вымолвил Блейд, отвечая не то девочке, не то себе самому.
– Зачем?
– Увидеть новое место, малышка. Поглядеть...
* * *
Да, тут действительно было на что поглядеть!
Солнце, сиявшее в самом зените, прямо над головой странника, было похоже на земное, и небо выглядело таким же голубым, но на этом сходство кончалось.
В родном мире Ричарда Блейда небесный купол опрокидывался над землей, прикрывая ее гигантской чашей; здесь же земля казалась чудовищным неглубоким котлом или тазом, на который сверху надвинули голубую крышку неба. Края ее были размыты и подернуты цветным туманом. Блейд не видел здесь линии горизонта, той четкой черты, где небесам - разумеется, для человеческого взгляда - полагалось граничить с лесом и степью, болотом или горами; разноцветные туманные полоски и пятна по всей верхней окружности земного котла постепенно переходили в синеву, сливались с небом.
Откинув голову, Блейд разглядывал вздымавшуюся перед ним огромную карту. За лесом вставал горный хребет, до которого было пятьдесят или сто миль, сложенный из розового гранита или чего-то подобного - во всяком случае, его изрезанные причудливые вершины напоминали шапки бледнорозовых пионов. Дальше, в том направлении, куда смотрел странник, лежало море некая ровная синяя поверхность, выдававшаяся из-за хребта и будто служившая фоном его каменным цветам. Выше, за морем, нельзя было различить ничего, поскольку дальний его край, подымавшийся градусов на двадцать от привычной Блейду линии горизонта, таял в небесах. Скорее всего, это синее полотнище, нависшее над розоватыми горами, являлось океаном, а не морем. В нем чувствовались воистину океанское величие и безмерность, и Блейд, неведомо почему, вдруг подумал, что этот океан уходит вдаль не на тысячи, не на десятки тысяч, а на миллионы миль.
Странная мысль, решив он, по-прежнему не сводя взгляда с синего занавеса, стекавшего к вершинам гор развернутым рулоном сапфировой и аметистовой парчи, расшитой серебряными блестками. Тысяча миль являлась очень большим расстоянием, десяток тысяч был уже дистанцией планетарного масштаба, сотня тысяч составляла немногим меньше половины той космической бездны, что отделяла Землю от Луны. Но миллионы миль? Пространство, которое оценивалось подобной мерой, было сопоставимо со всей Солнечной системой.
Блейд не мог представить, почему идея о безмерной протяженности обозреваемого ландшафта пришла ему в голову. В конце концов, он находился на планете, в мире с нормальным тяготением и привычным составом воздуха, с небом и солнцем, весьма похожими на земные. Да, он явно пребывал на планете, а не в космосе, и немыслимые размеры этого моря или океана, висевшего над розовыми горами, являлись всего лишь иллюзией!
Он видел в его сине-голубом пространстве пятна зеленого, желтого и коричневого, некие пестрые области и районы, над которыми вроде бы клубились тучи. Вероятно, то были острова, покрытью лесами, гористые, песчаные... Или целые континенты?