Скачка тринадцати
Шрифт:
В свои тридцать лет Деннис Кинсер составил себе план жизни, согласно которому он должен был взбежать по лестнице успеха через три ступеньки и завести приятельские – если не сказать «панибратские» – отношения со всеми знаменитостями. Он намеревался относиться с умеренным почтением ко всем титулованным особам. Оказывать услуги, предполагающие ответные одолжения. Но для продвижения наверх ему нужно было за что-то зацепиться, и большая статья в спортивном разделе «Голоса Котсволда» для начала вполне подходила.
Он несколько вызывающе сообщил спортивному корреспонденту, что поскольку оказался чересчур тяжел для жокея-стиплера, то проработал шесть лет конюхом, «работая за двоих» и живя
– Это тоже было частью вашего плана? – поинтересовался корреспондент.
– Конечно! – уверенно солгал Кинсер, Корреспондент записал в своем блокнотике: «Возможно, с этим парнем стоит подружиться. Если так, это нужно делать теперь».
– И что же вы намерены делать? – спросил он.
Кинсер весьма охотно поделился с ним своими планами. Он уговорит владельцев, за лошадьми которых он ухаживал, передать нескольких лошадей ему. Он заверит их, что лошади выигрывали исключительно благодаря его опыту и уходу. Потом объявит повсюду о синдикатах и будет тепло приветствовать всех их участников. Лицензию тренера ему дадут, потому что он прошел все три официальных курса «Британской скаковой школы» – по лошадям, по бизнесу и по общественным связям.
«Манипулятор высшей марки», – отметил в блокнотике корреспондент и вечером написал одну из своих лучших статей для «Голоса», отозвавшись о Кинсере достаточно хорошо, потому что плохо отзываться было вроде бы не за что.
На следующий день, в пятницу, Билл Уильямс, все еще занимавший редакторское кресло, зашел к спортивному корреспонденту с безупречными распечатками и от души поздравил его. Потом собрал вместе своих сотрудников и сухо, без лишних эмоций, сообщил, что с воскресенья у них будет новый редактор.
Билл Уильямс, чей сумасбродный папаша одарил родного сына «Авессаломом», «Элвисом» и «да Винчи», на протяжении всех школьных лет скрывал свой ум, чтобы не выглядеть белой вороной и не подвергаться травле одноклассников. Учителя в один голос удивлялись его непроходимой тупости. Они были неглупы и замечали проблески подавляемого интеллекта. Когда А. Э. да В. Уильямс, вопреки их благоразумным советам, поступил в Кембридж, получив стипендию, как отлично сдавший экзамены, и впоследствии успешно защитил две диссертации, учителям ничего не оставалось, как пожать плечами и сказать: «Мы так и знали!»
Будучи студентом, А. Э. да В. Уильямс основал и издавал газету «Propter», которая, как некогда «Гранта», быстро сделалась самым популярным и престижным из всех студенческих изданий. В двадцать семь лет новоиспеченный доктор Уильямс, магистр гуманитарных наук и доктор философии, отказался от предложения остаться в университете лектором, бросил Кембридж и академическую карьеру ради скромного ремесла свободного журналиста и зарабатывал себе на жизнь обзорами и статьями, пока его стиль не приглянулся династии «Голоса Котсволда». Те рискнули и взяли Уильямса редактором.
Поскольку Билл Уильямс обладал буйным темпераментом, который все время приходилось сдерживать, отпуск, как и большую часть свободного времени, он предпочитал проводить в одиночестве. Но в отличие от большинства одиночек у Уильямса было неплохо развито чувство юмора, не позволявшее относиться к себе чересчур серьезно. А потому в том августе, который Уильямс про себя нарек «Летом потерянного „Голоса“, он решил не менять своих планов на отпуск. Уильямс давно собирался взять напрокат плоскодонку в верховьях
Темзы и спуститься на ней с шестом по течению до Оксфорда.
Уильямс прагматично решил, что раз уж он назначил встречу со своими предполагаемыми работодателями в ресторане, который находится ниже Оксфорда, а на работу спешить все равно не надо, то
Поскольку мистер Уильямс заплатил по максимуму, с тем чтобы ему предоставили самое лучшее, на лодочной станции в Лечлейде, городке, выше которого лодки по Темзе уже не ходят, ему дали одну из заново отделанных лодок. Темная краска на прочных бортах еще не успела потускнеть и облупиться. Внутри было удобное сиденье с откидывающейся спинкой, обтянутое синим бархатом, которое на ночь раскладывалось, превращаясь в диванчик. Плоскодонка была снабжена раздвижным тентом, который смыкался над головой, защищая от дождя и ночной прохлады. Кроме того, на лодочной станции Уильямса снабдили швартовочными тросами, керосиновой лампой, веслами с уключинами на случай, если понадобится большая маневренность, шестифутовым шестом с крюком на конце и двенадцатифутовым шестом, с помощью которого, собственно, и передвигалась восемнадцатифутовая плоскодонка.
Билл Уильямс научился ходить на плоскодонке с шестом на Излучинах – старицах на реке под Кембриджем, – так что на этом суденышке без руля и мотора он чувствовал себя как дома. Ему куда больше нравилось ходить с шестом, чем грести. Он с удовольствием вдохнул запах свежей краски, прикинул на вес гибкий и прочный шест. Задал несколько вопросов, которые убедили лодочников, что перед ними не новичок, и закупил кое-какой провизии в магазинчике при лодочной станции. Их клиенты редко сплавлялись по реке так далеко, но владелец лодочной станции охотно согласился оставить у себя машину мистера Уильямса и забрать его вместе с лодкой, когда он решит вернуться.
Помимо самого необходимого, их клиент захватил с собой спальный мешок, бинокль, плавки, ручки и бумагу, чистый костюм, бритву на батарейках и десяток книг. Уложив всё это в лодку, он стянул с себя свитер и легко вспрыгнул на возвышение на корме. В футболке, джинсах и кроссовках Уильямс выглядел несолидным юнцом, совсем непохожим на редактора газеты, тем более такой энергичной и преуспевающей, как «Голос Котсволда».
Он повел свое суденышко с ловкостью, заслужившей одобрительные кивки от всего персонала лодочной станции. Они провожали Уильямса взглядом до тех пор, пока он не скрылся за поворотом. Глядя через поля на маленький городок с церковным шпилем, блестящим на солнце, Билл Уильямс испытывал неимоверное чувство облегчения. Ничто его не держит, никакое ЧП не заставит его прервать отпуск и вернуться к рабочему столу: Билл нарочно не взял с собой мобильного телефона с запасом перезаряженных аккумуляторов, хотя обычно это было первое, что он брал с собой в дорогу.
Субботний выпуск, его последний, произвел фурор и разошелся со свистом. Билл использовал все блестящие задумки, которые в иных обстоятельствах растянул бы на целую осень, и в субботу вечером сидел у окна в пабе напротив газетного киоска, с наслаждением наблюдая, как люди расхватывают номера «Голоса». «Власть слова! – думал он. – Это просто праздник какой-то!»
А сейчас был понедельник. Сгущались неторопливые августовские сумерки. Билл Уильямс, спокойный и счастливый, подогнал свою мирную лодочку к душистому берегу и привязал швартов к молодой иве. Ленивое кряканье уток, устраивающихся на ночлег в камышах, шепот легчайшего ветерка в сухом тростнике, нежное журчание струй, облизывающих борта неподвижной лодки, – все эти тихие звуки природы заглушили на время шум бестолкового внешнего мира, в котором надо как-то жить, да еще, по возможности, и изменять его к лучшему. Давным-давно молодой доктор А. Э. да В., к своему изумлению, обнаружил, что за правое дело он может и убить.