Скачущий на льве
Шрифт:
Слуги вносят чан и все прочее.
Адриан. Омой руки и лицо, Акива. Перемени одежду.
Акива умывается и переодевается.
Если хочешь, принесут венок, чтобы украсить твою голову. Ты, несомненно, заслужил свой венок.
Акива. Благодарю, Адриан, это излишне. Ты и так слишком добр ко мне. Я помню латинскую пословицу: «Если быку золотят рога, значит, скоро его поведут к жертвеннику».
Адриан. Ты верно рассуждаешь, Акива. Садись к столу.
Жест в пространство, Флегонт подает кубки.
Давай устроим
Акива. Какова же будет тема нашей ученой беседы?
Адриан. Смерть.
Акива. Принимаю.
Поднимают кубки, пьют.
Эпикур говорит, что смерти не следует бояться. Когда мы есть, ее нет, когда она есть, нас нет.
Адриан. Ты, значит, не страшишься смерти?
Акива. Нет. Я умру с молитвой на устах, благословляя Господа, моего Создателя.
Адриан. И утешаясь мыслью, что перед этим отправил к праотцам тысячи других людей?
Акива. Мой народ сражался за свою свободу, за свою веру, за свою землю.
Адриан. Этот ничтожный клочок земли и без того весь пропитан кровью! Зачем была нужна еще одна война?
Акива. Рассуди же, Адриан, кто из нас более прав и счастлив: вы, которые умирали на этой земле, считая ее ничтожной, или мы, которые сражались за нее, убежденные в том, что она прекрасна?
Адриан. Выпьем, Акива!
Акива. Предлагаю выпить за твое здоровье, Адриан! Мне кажется, оно понадобится тебе более всего.
Адриан. Благодарю, Акива. Здоровье мне действительно нужно для завершения государственных дел, но на долгие годы я не рассчитываю. Моя жизнь, по-видимому, прервется вскоре после твоей. Но умрем мы совершенно по-разному.
Акива. Это несомненно.
Пьют.
Каков день сегодня! Утром я сидел с учениками в доме учения, мы изучали Тору. Вдруг ворвались твои солдаты, и начался этот ужасный бой…
Адриан. Кстати, что ты делал во время боя?
Акива. Я молился, чтобы сошел огонь с небес и пожрал римлян. Но увы, за грехи мои небеса остались глухи к моей мольбе и огня не было.
Адриан. Представляю твое разочарование… Что же было далее?
Акива. Потом меня связали как зверя и понесли неизвестно куда. Я уж приготовился к самой ужасной смерти и прочел отходную молитву. Но вот — вместо этого я сижу за одним столом с цезарем и пью с ним вино. Поистине, неисповедимы пути Господни!
Адриан. Судьба человека в руках богов, чьи помыслы нам неизвестны.
Акива. Замысел Творца миров нам действительно неведом, но судьба каждого человека в его собственных руках.
Адриан. Так учит ваша вера?
Акива. Да. Но и здравый смысл говорит то же самое.
Адриан. Здравый смысл учит совсем иному. Твой тезис кажется мне не совсем верным, Акива. Я бы оспорил его. Ты не возражаешь?
Акива. Сделай одолжение.
Адриан. Аристотель учит нас различать между теоретическим предположением и практической достоверностью. Вслед за ним, Протагор говорит, что практика есть единственный критерий истинности высказанного суждения. Хотя человеческий опыт противоречив и субъективен, но в этом вопросе именно он должен быть для нас арбитром. Думаю, с этим одинаково
Акива. С этим трудно спорить, Адриан.
Адриан. Рад, что мои аргументы кажутся тебе убедительными. Однако, тебе, как искушенному знатоку диалектики, будет приятно узнать, что и твой тезис тоже отчасти верен. Ты сможешь выбрать свою смерть.
Акива. Когда я смогу это сделать?
Адриан. Позволь мне прежде, по правилам симпозия, произнести вступительную часть, пролегомену. Я скажу ее с той самой римской прямотой, которую так ценит наш друг Руф. Итак, Акива, тебя ожидает казнь. Она с необходимостью должна стать публичной, мучительной и поучительной. Иной она быть не может, ибо это было бы истолковано как слабость. Поскольку ваш народ живет во всех уголках империи, весть о твоей ужасной смерти быстро разнесется повсюду. Кровавые подробности понесенного тобой наказания будут передаваться из уст в уста. Эта картина должна охладить самые горячие головы. Если же допустить противный вариант, то это, согласись, могло бы возыметь самые пагубные последствия. Известие о том, что великий Рим дал слабину, не казнив вождей столь наглого и дерзкого народа, как евреи, вызовет волну смут и бунтов. Этого я допустить ни в коем случае не могу. Так что, как видишь, я руководствуюсь здесь отнюдь не эмоциями, но исключительно доводами разума. Именно к этим доводам я стараюсь прислушиваться всегда. Этим славословием разуму я бы завершил пролегомену. Удалась ли она мне?
Акива. В полной мере.
Адриан. Польщен твоей высокой оценкой. Теперь мы приближаемся к точке бифуркации. Перед нами есть две возможности, и мы исследуем их в равной мере. Первая возможность доказывает правоту моего тезиса: твоя судьба в моих руках. По моему приказу ты можешь быть отправлен в Рим в качестве живого трофея наших победоносных войск. Тебя закуют в цепи, посадят в клетку, где можно только стоять, согнувшись, и затем погрузят в корабельный трюм. Там ты будешь гнить в собственных извержениях, находясь в обществе крыс, мокриц и блох. После выгрузки тебя проволокут по воющим улицам вечного города. Солдаты позаботятся, чтобы до тебя долетели плевки черни, тухлая рыба и гнилые свиные головы. Затем тебя подвергнут бичеванию, пока на твоем теле не останется ни одного целого лоскута кожи. Лишь после всего этого ты будешь распят или посажен на кол на перекрестке дорог. Возможно, перед этим тебе выколют глаза. После смерти твое тело будет выброшено в выгребную яму вместе с тушами скотов. Понятно ли я изложил первую возможность?
Акива. Совершенно понятно. Ты — хороший оратор, Адриан.
Адриан. Похвала знатока дорогого стоит. Мы переходим ко второй возможности. В соответствии с законами диалектики, она свидетельствует о правоте твоего тезиса, Акива. Ты можешь умереть здесь. До казни ты будешь содержаться в тюрьме вместе со своими соотечественниками. Условия будут суровыми, но телесные наказания запрещены. Казнь, как я сказал, будет впечатляющей, однако после смерти твое тело будет отдано твоим ученикам. Ты будешь погребен по обычаям своей веры, и ляжешь в эту землю, которую считаешь святой. Кроме того, я велю отпустить из тюрем тысячу евреев.