Скала прощания
Шрифт:
Это любовь? Страх? Какими чарами околдовал ее этот златовласый граф, что она чувствует себя диким загнанным зверем?
Мысль о том, чтобы лечь в постель и попытаться заснуть, когда Кадрах храпит на полу, была невыносимой. Она слегка приоткрыла дверь и прислушалась, затем выскользнула в коридор и снова на палубу. Несмотря на хлещущий дождь, шторм, казалось, немного улегся. Палуба по-прежнему ныряла так, что ей пришлось держаться за ванты, хотя море стало значительно спокойнее.
Ее привлекла тревожная, но все же притягательная мелодия. Песня свивалась и развивалась, прошивая бурную ночь, как серебряно-зеленая
Ган Итаи сидела, скрестив ноги, на полубаке, голова была откинута так, что капюшон свободно лежал на плечах, а белые волосы трепал ветер. Глаза ее были закрыты. Она раскачивалась, как будто ее песня была быстрой рекой, отнимавшей все ее силы.
Мириамель натянула свой капюшон и устроилась у стены каюты, чтобы послушать.
Песня ниски продолжалась, наверное, час, плавно меняя тона, размеры. Порой ее льющиеся в ночь слова казались стрелами, пущенными вперед, чтобы сверкать и жалить, порой — собранием драгоценных камней, ослепляющих своими жгучими красками. Через все это проходила мелодия, более глубокая и постоянно присутствующая, — мелодия, которая рассказывает о мирных зеленых глубинах, о сне и о наступлении тяжелой, успокоительной тишины.
Мириамель очнулась, как будто ее встряхнули. Когда она подняла голову, то увидела перед собой Ган Итаи, которая с любопытством смотрела на нее со своего поста. Теперь, когда ниски кончила петь, рев океана казался монотонным и бесцветным.
— Что ты здесь делаешь, дитя?
Мириамели стало как-то неловко. Она никогда раньше не бывала так близко к поющей ниски. У нее было чувство, что она подсмотрела что-то интимное.
— Я вышла на палубу подышать. Я ужинала с графом Аспитисом, и мне стало плохо. — Она набрала побольше воздуха, чтобы подавить дрожь в голосе. — Ты так чудно поешь.
Ган Итаи хитро улыбнулась:
— Это так, иначе «Облако Эдны» не могло бы совершить столько благополучных рейсов. Иди сюда, посиди и поговори со мной. Я могу пока не петь, а поздние вахты так одиноки. Мириамель вскарабкалась наверх и уселась рядом с ниски.
— Ты устаешь от пения? — спросила она.
Ган Итаи тихо рассмеялась:
— Мать устает, когда растит детей? Конечно, но это как раз то, чем я занимаюсь.
Мириамель украдкой взглянула на морщинистое лицо Ган Итаи. Глаза ниски пристально смотрели из-под белых бровей на водяные брызги и вздымающиеся валы.
— Почему Кадрах называет вас тинук… — она старалась вспомнить слово.
— Тинукедайя. Потому что это мы и есть — Дети Океана. Твой опекун — образованный человек.
— Но что это значит?
— Это значит, что мы всегда жили на океане. Даже в далеком Саду мы всегда обитали на краю земли. Только прибыв сюда, некоторые дети мореходов изменились. Некоторые совсем покинули море, что мне не дано понять. Это все равно, что перестать дышать и утверждать, что так жить очень хорошо, — она покачала головой и поджала тонкие губы.
— А откуда вы происходите?
— Мы издалека. В Светлом Арде мы недавно.
Мириамель посидела, задумавшись.
— Ниски всегда казались
Смех Ган Итаи был шелестящим.
— Я слышала, — сказала она, — что несмотря на различие, некоторые звери становятся похожими друг на друга, потому что у них одинаковый образ жизни. Возможно, вранны, как и тинукедайя, слишком долго склоняли головы, — она снова рассмеялась, но этот смех не показался Мириамели счастливым. — А ты, дитя, — спросила ниски, — теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Что привело тебя сюда?
Мириамель взглянула на нее, не готовая к такому вопросу.
— Почему ты здесь? Я обдумала сказанное тобой и не готова тебе поверить.
— А граф Аспитис поверил, — сказала Мириамель с некоторым вызовом.
— Может, это и так, но я совсем другая, чем он. — Ган Итаи устремила на Мириамель ясный взгляд. Даже в тусклом свеет фонаря глаза ниски сверкали, как антрацит. — Доверься мне.
Мириамель покачала головой и попыталась отстраниться, но сильная тонкая рука удержала ее.
— Прости, — сказала Ган Итаи. — Я тебя испугала. Позволь тебя успокоить. Я поняла, что от тебя не исходит никакой опасности, по крайней мере для «Облака Эдны», а это то, что меня заботит. Мои сородичи считают меня не такой, как все, потому что я быстро делаю выводы. Когда мне что-то или кто-то нравится, то они мне нравятся. — Она сухо рассмеялась. — Я решила, что ты мне нравишься, Мария, если это действительно твое имя. Если ты хочешь, так оно и будет. Но не нужно меня бояться, меня, старую Ган Итаи.
Оглушенная этой ночью, вином и последними необычными впечатлениями, Мириамель вдруг заплакала.
— Ну, дитя мое, но… — мягкая рука с тонкими сильными пальцами похлопала ее по спине.
— У меня нет дома, — Мириамель пыталась остановить слезы. Она почувствовала, что готова сказать то, что говорить не следует, как бы ей ни хотелось излить душу. — Я… изгнанница.
— Кто же тебя преследует?
Мириамель покачала головой. Брызги взлетели высоко над ними, когда нос корабля снова нырнул во впадину между волнами.
— Я не могу рассказывать об этом, но я в страшной опасности. Вот почему мне пришлось скрываться на вашем корабле.
— А монах? Твой ученый опекун? Он что, тоже в опасности?
Мириамель озадачил вопрос Ган Итаи. У нее не было времени обдумать еще многое.
— Да, думаю, и он тоже.
Ниски кивнула, как бы удовлетворенная.
— Не бойся. Я не выдам твоей тайны.
— Ты не расскажешь Аспитису… графу?
Ган Итаи покачала головой.
— Мои обязательства сложнее, чем ты полагаешь. Но я не могу дать тебе гарантий, что он ничего не узнает. Он умный, этот хозяин «Облака Эдны».
— Я знаю, — прочувствованно сказала Мириамель.
Нарастающая буря снова обрушила на них поток дождя. Гаи Итаи наклонилась вперед, вглядываясь в бушующее море.
— Клянусь Домом Ве! Они ненадолго застревают на глубине! Проклятье, очень уж они сильны, — она повернулась к Мириамели. — Кажется, мне снова пора петь. Тебе, пожалуй, лучше сойти вниз.
Мириамель неловко поблагодарила ниски за беседу, встала и направилась к трапу, ведущему вниз. Рык грома был подобен рычанию зверя, который гонится за ними. Она вдруг подумала, не сглупила ли, открывшись этому странному созданию.